Золотые субмарины Испанской республики - Владимир Виленович Шигин
Поэтому пришлось проводить испытания прямо в гавани. Погода выдалась прекрасной и тихой, а водная гладь казалась зеркальной. Подаю команды на пробное погружение. По расчетам механика дона Селестино у лодки даже с заполненными цистернами должна оставаться дополнительная положительная плавучесть около 5 т. Но едва начали заполнять цистерны, как лодка почти мгновенно стала погружаться под воду. Хорошо, что я все же успел захлопнуть ногой рубочный люк, иначе бы подводная лодка просто утонула. Механик не растерялся, и после аварийного продувания цистерн подводная лодка всплыла. Оказалось, что случайно или умышленно были заранее полностью заполнены все дифферентные и уравнительная цистерны, что и дало отрицательную плавучесть. При последующем погружении обнаружились еще и другие мелкие недочеты. К сожалению, глубина не позволила нам проверить на герметичность перископы, что очень подвело нас потом в море. Подводная лодка была в плохом состоянии, часть оборудования осталась неисправной и бездействовала, боеспособность была низкой, но задерживаться мы больше не могли и не имели права.
До выхода в море оставалось два дня. Произвели погрузку торпед и продовольствия. Перед самым выходом из порта появились начальник полиции и представители французского военного министерства. Они вручили "подставному" командиру корабля дону Селестино меморандум властей, в котором указывалось: "…Вблизи территориальных французских вод боя не принимать. В случае вынужденного возвращения подводная лодка будет интернирована и о передаче ее республиканцам не может быть никакой речи…".
Ко времени нашего отхода на берегу собралось много народа. Были и наши друзья – рабочие и представители партии коммунистов, они во всю фотографировали, производили киносъемку. Я старался не попадать в объектив и подставлял спину, находясь рядом с доном Селестино и французским лоцманом, который должен был нас вывести по фарватеру. Дон Селестино, как командир, дает команду:
– Правый дизель вперед. Левый дизель вперед!
При запуске левого дизеля из выхлопной трубы повалил сильный черный дым. "Командир" растерялся и с отчаянием обратился ко мне:
– Сеньор команданте! Как быть?
Я немедленно дал команду:
– Левый дизель стоп!
Так и дошли до места. Лоцман, прощаясь со мной, необычайно любезно пожал мою руку и с улыбкой сказал:
– Сеньор командир, счастливого пути!
Эта любезность – результат отличной осведомленности французов о советских моряках. В общем, они прекрасно знали, кто есть кто, и, видимо, просто забавлялись, наблюдая наши игры в конспирацию.
Я беру курс на Испанию. Впереди немало сложностей, предстояли встречи с кораблями противника и постоянная борьба за исправность корабельного оборудования и за сам корабль. О выходе И. Бурмистрова на С-4 из Бордо в Испанию было известно меньше, в то время как о выходе С-2 уже сообщили в газетах и по радио. На следующее утро радист доложил мне перехваченную радиограмму противника: "Марксистская лодка С-2 вышла из Сен-Мазера и следует в республиканский порт через Гибралтар. Лодка будет проходить Гибралтар 22 июля".
Глубина 30 метров, проверяем отсеки, всплываем на перископную глубину. Поднимаю перископ, смотрю – и взгляд упирается в мутные непроницаемые стекла. С волнением пробираюсь к перископу в боевой рубке – берусь за ручки, смотрю – то же самое. Перископы залиты водой. Вот тебе и ремонт. Кроме того, оказалось, что интенсивно пропускают воду дейдвудные сальники. Позже обнаружился непорядок и с гироскопом, который давал неверные показания.
Всплываю. Помощник Вальдес и экипаж подавлены нашим погружением и результатами, но возвращаться в Сен-Назер или Бордо равносильно интернированию. Прохожу по отсекам. Чувствую, что многие взволнованы и в душе переживают наши неудачи. Я стараюсь успокоить людей и внушить уверенность в благополучном исходе дела. Кажется, мне поверили. Отдельные офицеры, старшины и матросы пытаются поддержать меня, чувствуется их ответственность за порученное дело. Во многом помогали переломить настроение в экипаже коммунисты корабля.
Первые двое – трое суток проходят без каких-либо осложнений. Идем под водой на глубине 20–30 метров или в надводном положении на максимальной для нас скорости 16 узлов. Видимость очень плохая. Я стою на мостике и вдруг справа по носу вижу два устремившихся на нас эсминца. Даю сигнал срочного погружения, и быстро ныряю последним в рубочный люк. Хлопаю над головой крышкой люка, но, очевидно, не так сильно, как нужно: люк не захлопывается на прижимной клин. Вода течет мне за рукава, на шею. Я повис на ручке люка, два матроса – на мне. Так висим до глубины примерно в 20 метров. Лишь тогда люк под давлением воды захлопнулся. Все же воды в рубке набралось по пояс. Хорошо, что дон Селестино успел задраить второй люк из рубки в центральный отсек. Все на этот раз обошлось благополучно.
На следующий день мы были уже на параллели Лиссабона. Третьи сутки я не спал, как следует, находился на мостике или в центральном посту. Очень хотелось спать, и я, оставив за себя помощника, решил хоть немного подремать. Не так долог был мой сон: вахтенный доложил, что обнаружены огни справа и слева. Поднимаюсь наверх. Ночной морской воздух отогнал остатки сна. Я увидел ходовые огни семи кораблей и определил, что это два крейсера и пять эсминцев. Терять время нельзя, надо уклоняться. Изменяю курс, и увеличиваю скорость хода до полной. Маневрируем несколько часов. Остаемся необнаруженными. Опасности снова удалось избежать.
До Гибралтарского пролива осталось двое суток хода. Пока мы шли вдоль берегов Франции, Испании и Португалии мне вместе со специалистом по штурманской части удалось установить путем ряда измерений и проверок причину больших ошибок в показании нашего гирокомпаса. Его ошибки порой доходили до 30 градусов, при этом следящая система компаса при циркуляциях отставала и не возвращалась в истинное положение. Все это не позволило следовать по избранному курсу, особенно под водой. Команда быстро узнала об этой очередной и самой тяжелой в данной ситуации неисправности. Помнится, в центральном посту собралось много офицеров и матросов. Все с напряжением смотрели на меня. Дон Селестино высказал мнение о возможности уйти в Касабланку, где интернироваться и спасти тем самым экипаж. Остальные молчали и ждали моего решения. Я чувствовал их доверие и видел надежду в глазах. Те, кто плавал на кораблях и особенно на подводных лодках, очевидно, поймут мое внутреннее состояние и трудности, случившиеся с кораблем. Гирокомпас неисправен, перископы залиты водой, даже малый магнитный компас, который находился в боевой рубке, поврежден. Слепой корабль в узком 8-мильном Гибралтарском проливе, где, извещенные по радио, постоянно дежурят надводные фашистские корабли, и патрулирует авиация,
