Белая Богиня - Роберт Грейвс

– Да будут благосклонны к тебе Небеса, – ответствовал он.

– Что это за мальчика привел ты? – спросила она.

– Сей отрок – сын твой, – промолвил он.

– Увы мне, – принялась горько сетовать она, – не иначе как в тебя вселились демоны, если ты так поносишь меня, вознамерившись опозорить перед всем светом, и для того оставил его у себя.

– Не изведаешь ты бесчестья большего, нежели проистекает оттого, что я дал воспитание этому мальчику. Разве какой тягчайший позор постигнет тебя.

– И как же зовут его? – спросила она.

– Воистину, – ответствовал он, – у него еще нет имени.

– Что ж, – молвила она, – тогда я налагаю на него заклятие: быть ему безымянным до тех пор, пока я сама не дам ему имя.

– Призываю Небо в свидетели, – воскликнул Гвидион, – что поступаешь ты недостойно! Однако у мальчика будет имя, сколь бы ты ни ярилась и ни злобствовала. А все потому, что утратила ты славу девственницы!

И так он удалился, разгневанный, и вернулся в Каер Датил, и заночевал там.

Проснувшись поутру, он взял с собою мальчика и отправился на морской берег, что простирается между Каер Датил и Абер Менай. Там узрел он заросли осоки и морские водоросли и превратил их в ладью. А из хвороста и осоки наколдовал он лучшей кордовской кожи, весьма немало, и столь яркой и разноцветной, что никто никогда не видывал кожи прекраснее. Затем он поставил на ладье парус, и они с мальчиком вышли в море и причалили к замку Арианрод. И он стал тачать и шить башмаки, пока его не заметили в замке. А он, поняв, что замковая челядь за ним наблюдает, принял иной облик и преобразил мальчика так, что никто не в силах был узнать их.

– Что это за люди в ладье? – осведомилась Арианрод.

– Искусные башмачники, – ответствовали челядинцы.

– Ступайте же, поглядите, из какой кожи тачают они башмаки и какова их работа.

И так слуги Арианрод отправились к Мату и его воспитаннику. А когда они явились к нему, то застали его за крашением и золочением лучшей кордовской кожи. Посланцы Арианрод возвратились к ней и повествовали о том, что узрели на морском берегу.

– Что ж, – молвила Арианрод, – снимите мерку с моей ноги и велите башмачнику сшить мне башмачки.

И так он сшил ей башмачки, но не по мерке, а куда больше. Челядинцы принесли ей башмачки, и гляди-ка! – башмачки оказались ей велики.

– Они мне велики, – молвила Арианрод, – но я вознагражу его за работу. Пусть сошьет мне другую пару, меньше этой.

Тогда он сшил ей башмачки много меньше первых и послал ей новую пару.

– Передайте ему, что эти мне слишком тесны, – молвила Арианрод.

И слуги передали ему это.

– Воистину, – посетовал он, – я не сумею сшить вашей госпоже башмачки впору, до тех пор пока сам не сниму мерки с ее ножек.

И челядь передала его слова Арианрод.

– Что ж, я приду к нему сама, – решила она.

И так она пришла на берег к их ладье и узрела, как он тачает башмаки, а мальчик сшивает их дратвой.

– Ах, благородная госпожа! Желаю тебе здравствовать! – поприветствовал он ее.

– Да ниспошлет тебе Небо всяческих благ, – молвила она. – Странно, что ты не можешь сшить башмачки по моей мерке.

– Не сумел, госпожа, – ответствовал он, – но теперь сошью.

Тут на корму их ладьи опустился крапивник, мальчик выпустил в него стрелу и пронзил его лапку точно меж сухожилием и костью. Узрев это, Арианрод улыбнулась.

– Воистину, – молвила она, – крепкой лапой, без промаха, нанес удар лев.

– Да не вознаградит тебя Небо, но теперь у него есть имя, и недурное! Пусть зовется он отныне Ллеу Ллау Гифес!

При сих словах башмаки и кожа исчезли, как и не бывало, превратившись в осоку и водоросли, и Гвидион и думать о них забыл, по каковой причине именуется он третьим Искусным Башмачником.

– Клянусь, – вознегодовала она, – не принесет тебе удачи то зло, что ты причинил мне.

– Пока я не причинил тебе зла, – молвил он.

И тут он вернул мальчику его прежний облик.

– Что ж, – изрекла она, – я налагаю на этого мальчика заклятие: да не владеет он оружием и доспехами до тех пор, пока я сама не вручу их ему.

– Клянусь Небом, – произнес он, – сколько бы ты ни чинила нам ковы, будет у отрока оружие.

Засим отправились они в Динас Диллев, и там он воспитал Ллеу Ллау Гифеса, и тот научился укрощать любого коня и сделался совершенным и чертами лика своего, и станом, и силой, и проворством. И не укрылось от взора Гвидиона, что томится его воспитанник, не имея ни коней, ни оружия. И тогда призвал он его к себе.

– Что ж, юноша, – рек он, – завтра нам предстоит отправиться на подвиги. А посему возвеселись!

– Обещаю, – ответствовал Ллеу Ллау.

На следующий день поднялись они рано, на рассвете. По берегу моря прошли они до Брин Ариен. А на вершине Кефин Клидно они сели на заранее приготовленных для них коней и поскакали в замок Арианрод. И приняли они иной облик, и пришпорили коней, торопясь в замок, в облике двоих юношей, хотя Гвидион и казался из двоих более степенным.

– Привратник, – потребовал он, – ступай и объяви своей госпоже, что прибыли барды из Гламоргана.

Привратник передал приказание своей госпоже, как велел ему мнимый бард.

– Да благословят их Небеса, – молвила Арианрод, – пусть взойдут.

Их встретили с великой радостью. Вскоре челядь приготовила все для пиршества и подала им самые изысканные яства. После же пира Арианрод стала беседовать с Гвидионом о сказаниях и стародавних повестях, а Гвидион был рассказчиком, каких мало. Когда же подошло время сна, им отвели прекрасные покои.

Едва забрезжил рассвет, как Гвидион встал с ложа и принялся читать заклинания, призывая себе в помощь волшебные силы. А когда совсем рассвело, владения Арианрод огласились шумом, и криками, и звуками труб. А когда настал полдень, в дверь их покоя постучали, и это Арианрод умоляла впустить ее. Юноша встал и отворил дверь, и она взошла со своей служанкой.

– Ах, добрые юноши, – взмолилась она. – Великая беда постигла нас.

– Воистину так, – отозвался