Сквозное действие, или Как стать драматургом - Александр Михайлович Галин
З ы б к и н. Надо отдыхать. Сегодня возвращаюсь из Кронштадта, стою на пирсе, чую в воздухе осенний настой. Я и пошел напрямик в Ораниенбаумский парк. Пусто, запущено, земля замерзшая, ветер. Вечностью пахнет.
Г а л к а. Обдирай.
Л я л я. Я устаю от природы. Изгиб каждого дерева чувствую мышцами. Это мучительно.
Г а л к а. Что застыл? Обдирай, говорю. (Подходит к Ростику.) Или обними. Я тебе наскучила?
Р о с т и к. Просто приучаю тебя к сдержанности. Уезжать скоро.
Г а л к а. Сдержанность. Придумаешь тоже. И так радости мало, по крохам собираем. Чего сдерживать-то?
Р о с т и к. Может, не обдирать, на старые клеить? Всегда так делали.
Г а л к а. Ну да, еще вспучит. Давай как велят.
Р о с т и к. Р-раз! (Надрывает обои.) Ого, сколько слоев! Это же сколько народу тут клеилось?
З ы б к и н. Мы мало проникли друг в друга.
Л я л я. Не надо, Зыбкин. Если мы проникнем больше, мы будем дальше. Поверь.
З ы б к и н. Поразительная вещь — чувства. Почему именно эта, а не другая? Эти бесовские глаза откуда-то из глубины, и этот птичий профиль? Почему у всех балерин птичий профиль?
Г а л к а. Ты не любишь меня.
Р о с т и к. Люблю.
З ы б к и н. Человек один без другого бессмыслен. Он должен чувствовать, познавать другого, проникать в его оболочку. Любовь делает его двукратным.
Л я л я. Все ха-ре. Хватить мудрить.
З ы б к и н. Кто-то сказал: трудно обуздать три вещи: океан, дураков и женщин. Честно говоря, океан тут ни при чем. С океаном дело сдвинулось.
Л я л я. Ни черта вы не знаете про женщин.
З ы б к и н. Но про дураков знаем.
Л я л я. Это вам ближе.
Р о с т и к. Старая газета, с ятями.
Г а л к а. Обдирай, нечего глазеть.
Р о с т и к. Я ведь надолго еду, Галина, не знаю, как быть. «Мещанин Лазарь Шохов лучом увеличительного стекла пробивает монету». А говорят, лазер не мы открыли!
Г а л к а. На сколько?
Р о с т и к. Надолго. Месяца на три. (Опять читает.) «В «Невском фарсе» ежедневно «Фру-Фру» и большой дивертисмент».
З ы б к и н. Зачем ты заводишь себя?
Л я л я. А нас хлебом не корми — дай посамоистязаться.
Г а л к а. На три?
Р о с т и к. Может, больше. Весь восточный куст. Так я думаю: может, повременить пока с этим, с ремонтом. Вот вернусь, и тогда…
Г а л к а. Я знала! Я знала, что так и будет. Я знала. Еще девчонки говорили, что не может быть, чтоб так хорошо, так не бывает. Решил рвать?
Р о с т и к. Галя, я тебя умоляю! Кончай эти номера.
Г а л к а. Нет, Славик, ты у меня не вырвешься. Ты теперь завяз.
Р о с т и к. Я просто говорю, что Гурген позвонил и мне придется ехать в поездку.
Г а л к а. Гурген-пурген. Ты мне эти дела брось! Теперь уже поздно. Все сроки прошли, назад не повернуть. Завтра подаем заявление.
Р о с т и к. Я улетаю сегодня в ночь. Уже билет взят.
Л я л я (читает тетрадку). Тема тревоги. Как передать тему тревоги? Сегодня счет идет только на шедевры. Все остальное не в счет.
З ы б к и н. Работай, и все получится. Рулевые-горизонтальщики, чтобы удержать лодку на глубине, тренируются по десять часов.
Л я л я. Как ты мне надоел, рулевой-горизонтальщик.
Г а л к а. Так вот, Славик. Когда ты вернешься, ты здесь не застанешь никого. Ни меня, ни его.
Р о с т и к. Я не поеду.
Г а л к а. Поедешь.
Р о с т и к. Я скажу ему, что жена в положении.
Г а л к а. Я тебе не жена.
Р о с т и к. Ну, не вышло! Бывает же так, что не выходит. Ничего страшного, живут люди. Каждый как может. Что будет нужно — я всегда, сама понимаешь.
Г а л к а. Уйди, мне сейчас худо станет. Видеть тебя не могу. (Кричит.) Уйди!
Л я л я. Я не хочу в эту зиму. Я не хочу. Я ее ненавижу.
З ы б к и н. Где ключ? Куда ты все время прячешь ключ?
Л я л я. Мне не нравится, что ты запираешься.
З ы б к и н. Я хочу, чтоб мы были одни.
Л я л я. Мы никогда не будем одни. Как холодно.
З ы б к и н. Когда я уходил от них, тоже была зима.
Л я л я. Мне нравится твоя жена.
З ы б к и н. Перестань говорить глупости.
Л я л я. Я имею право говорить то, что я думаю? Мне нравится твоя жена. Она мне действительно нравится. Мне нравятся твои дочери. Обе. Одна другой чище.
З ы б к и н. Я люблю тебя.
Л я л я. Это я уже слышала.
З ы б к и н. Я люблю тебя. Я никому этого не говорил. Никогда.
Л я л я. Даже жене?
З ы б к и н. Даже жене.
Л я л я. Как же вы обходились без этого заклинания?
З ы б к и н. Все происходило само собой. Без лишних слов.
Л я л я. Лишние люди говорили лишние слова про личную жизнь. Как все это печально, если посмотреть. Это не твоя вина и не моя. А вообще ничья это не вина, а просто такая жизнь, такая вот несуразная. Дело в том, что я не люблю тебя. Совсем. Ты придумал меня, придумал девочку, которая держала тебя за руку. Выпусти мою руку. Зыбкин, отпусти меня. Я ухожу. Круг замкнулся. Я ухожу, потому что лучше нам уже не будет никогда. Будет только хуже. А я не хочу, чтоб было хуже. Я его знаю как облупленное, это ваше хуже. Не хочу! Мне же будет плохо без тебя, я знаю. Но пусть мне будет плохо без тебя, чем плохо с тобой.
Г а л к а. Вот и все.
Л я л я. Ты что-то сказал?
З ы б к и н. Я молчу.
Т е м н о т а.
Прошло время. Пришла зима. Но снег так и не выпал. По окнам, по железным карнизам бьет упрямый дождь.
А в т о р.
Мои мысли, мои сказания
Кто-то заснял на пленку.
Я сижу в просмотровом зале,
Глядя этот знакомый фильм.
Лучшие куски вырезали,
А может быть, их и не было…
Неужели это все, над чем я бился?
Неужели это все?
Бледный экран…
Бедная истина,
Такая тонкая-тоненькая,
Ни кровиночки.
А вокруг линии, кривые, параболы
И прочая геометрия.
Неужели это все?
Я протягиваю руку,
И тонкая пленка лопается.
Ничего…
Я встаю, выхожу из зала.
И тогда замечаю мячик.
Красный мячик с зеленым боком
Начинает игру сначала.
Мячик прыгает по дорожкам,
По моим нарисованным классам.
Все смеются, все очень просто.
Так все просто, что просто страшно.
Я молчу. За окном светает.
Скоро утро.
Мне уже сорок.
Л я л я. Что с вами?
А в т о р. Ничего. Он умер.
Л я л я. Кто?
А в т о р. Зыбкин.
Л я л я. Господи, когда?
А в т о р. Во вторник…
Л я л я. Странная зима…
Из ванной появляется раздавшаяся беременная Г а л к а.
Г а л к а. У вас чайник кипит. Погасить, что ли?
Л я л я. Зачем?
Г а л к а. Так
