Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

С л а в к а (прерывая его). Но именно этого не хотим мы.

Г л у б и н а. Не хотите?

С л а в к а. Не хотим.

Пауза.

Р о ш к о т (Вилли). И ты так считаешь?

В и л л и (колеблется, но, взглянув на Славку, произносит). Да.

Р о ш к о т (после паузы, мягко, тихо). А ты не думаешь, сынок, что тебе пошла бы на пользу… хорошая затрещина?

Вилли стоит неподвижно и только улыбается.

Не изволит ли милая барышня на минуту отвернуться?..

В и л л и (спокойно). Отвернитесь, Славка…

Славка, переглянувшись с ним и ответив улыбкой на улыбку, отворачивается.

Р о ш к о т (встает, замахивается, словно и впрямь собираясь ударить Вилли, но рука на полпути замирает; снова опускается на стул). Нет, барышня, не нужно… (Смотрит поочередно на Вилли и Славку, затем разражается смехом.) Вам не кажется, что вы нас уже достаточно подурачили? (Славке.) Я же вижу, как у вас дергаются уголки рта! Вы сыграли с нами шутку!

С л а в к а (просто). Конечно.

Р о ш к о т (Глубиновым, неожиданно приходя в восторг). Каковы? Ловко обвели стариков вокруг пальца! Ха-ха-ха! Ишь, плуты! А как было на самом деле?

С л а в к а (обменявшись взглядом с Вилли). Все было очень просто.

Р о ш к о т (продолжая смеяться). Выкладывайте!

С л а в к а. Я провожала приятельницу, встретила Вилика, и Вилик сказал…

Р о ш к о т. Стало быть, это он заводила!

С л а в к а (копируя Рошкота). Наши отцы не один пуд табаку выкурили из одной трубки!

Р о ш к о т. Что? Ха-ха-ха!

Смеются и Глубиновы.

С л а в к а. Это Вилик так сказал… Ну, мы быстро нашли общий язык и… условились дождаться вас и сделать вам сюрприз…

Р о ш к о т. Ха-ха-ха!

С л а в к а (с невинной улыбочкой). Пусть это будет одной из той дюжины отговорок, которые могли бы вас успокоить…

Р о ш к о т (пораженный). Что-о-о?

Глубиновы тоже удивлены.

С л а в к а (с прежней улыбочкой). Если нужно, Вилик моментально придумает другое объяснение…

Р о ш к о т (Вилли). Только посмей у меня! Карающая длань уже нависла над тобой… (Успокаиваясь.) Стыдитесь, дети! Так потешаться над родителями…

С л а в к а (Вилли). Скажите же что-нибудь!

Вилли только беспомощно потирает лоб и растерянно улыбается.

(Качает головой. Затем не без шутливого пафоса.) Хотя четырнадцать умудренных опытом, зрелых мужей единодушно предали анафеме сумасбродство молодости, однако нам… (уже без пафоса, с плутовской наивностью в голосе) вы сообщили об этом слишком поздно, мы этого еще не знали, когда…

Г л у б и н а (словно чего-то испугавшись). Славка!

С л а в к а (прежним тоном). Наверно, анафемы всегда запаздывают, и сумасбродство берет свое, к счастью…

Г л у б и н а. Довольно шутить, Славка. Объясни все толком…

С л а в к а. Сие невозможно.

Г л у б и н а (проникновенно). Дочка…

С л а в к а. Невозможно. Потому что… (секунду многозначительно смотрит на Вилли; весело запускает руку в его шевелюру) потому что разве вам понять, как, например, один фанфарон умудрился увидеть в конце улицы разверзшиеся врата рая, как… (Многозначительно умолкает.)

Славка и Вилли заговорщически улыбаются друг другу. Для остальных эта пауза мучительна.

Г л у б и н а (тревожно, с патетическими нотками в голосе). Славка… между вами что-то произошло…

Славка с шутливой медлительностью кивает головой.

П а н и  Г л у б и н о в а (Славке, с мольбой, вопросительно). Детка?!

Р о ш к о т (совершенно сбит с толку). Черт побери! Да ведь они сегодня впервые увиделись!

Г л у б и н а (меряет Вилли долгим, непримиримым взглядом; затем Рошкоту с горечью). И это твой сын…

Р о ш к о т. Да, это мой сын… Кажется, у тебя в мыслях нечто такое, чего ты не решаешься сказать вслух?

Г л у б и н а (не отвечает, смотрит куда-то поверх его головы). Славка… до сегодняшнего вечера ты была порядочной девушкой…

Р о ш к о т (задетый этими словами, парирует). Должен сказать, что до сегодняшнего вечера я тоже не замечал, чтобы мой сын был негодяем…

Г л у б и н а (недружелюбно). Я думаю, Йозеф, тебе не следует так упорно настаивать на этом…

Р о ш к о т. Что ты хочешь сказать?

Г л у б и н а. Не больше того, что известно тебе самому.

Р о ш к о т. Ах, так. Гм! (Вилли, сухо.) Будешь теперь говорить?

В и л л и (Славке). Сказать?

С л а в к а (категорически). Теперь уж — ни в коем случае!

Р о ш к о т (усмехнувшись). Как видишь, дружище, первую скрипку тут играл не Вилли, а кто-то другой…

Г л у б и н а (тон его становится все более неприязненным, ядовитым). Ну-ну-ну! Не торопись! Я буду еще более откровенным: в молодости ты тоже отличался изрядным легкомыслием. Помнится, я частенько тебе за это пенял…

Р о ш к о т (искренно, горячо). Проклятие! Ты дьявольски ошибаешься! Ни за что ты мне не пенял!

Глубина пожимает плечами. Морщится.

(Смеется.) Ха-ха-ха! Э-э, брат, в своем романе ты мои легкомысленные поступки даже приукрасил…

Г л у б и н а (свысока). Они настолько неблаговидны, что их нельзя было не приукрасить. (Подчеркивая каждое слово.) Кстати, странно… О моем романе столько лет не было ни слуху ни духу, и вдруг… и вдруг он очутился в твоих руках…

Р о ш к о т (смеется). Сюрпризик, а?!. Но я тебе, дружище, не все еще сказал. Я привез твою рукопись. Завтра вручу ее тебе… и ты ее сожги, немедленно сожги! Они… ну, знатоки, сказали, что… (Доканчивает фразу выразительными жестами. Смеется.) Я говорю тебе это только потому, что и ты сам наверняка того же мнения о своем детище…

Глубина, в высокомерной позе, хмурится, молчит.

(Изумленно.) Или, может… у тебя другое мнение?.. Но, судя по тому, как ты сегодня одним махом разделался со всеми сумасбродствами молодости…

Г л у б и н а (высокомерно, заложив руку за борт пиджака). Знатоки! Столичные знатоки! Разумеется! Куда нам!.. Но… не замешан ли, часом, и ты в том, что мой роман прямо как в воду канул?

Рошкот удивлен.

Не позавидовал ли ты мне?.. Вдруг бы я, скажем…

Р о ш к о т (ошеломлен; широко раскрыв глаза). Что?!. Извините, милостивая пани… (Вскакивает со стула, готов выложить все начистоту.)

П а н и  Г л у б и н о в а (чуть не плача). Да что это вы, бог с вами… Еник…

Р о ш к о т (вовремя берет себя в руки; Глубине). Ты прав, я иссох от зависти… (Протягивает руку к рюмке, но тут же резко отстраняет ее.)

Мучительная пауза.

(Неожиданно с раздражением Вилли.) Какого лешего ты смеешься?

В и л л и (серьезно). Я и не думаю смеяться.

Р о ш к о т (успокоившись). Нет? Значит, мне показалось. (Смотрит на него мгновение, затем, покачав головой, Глубине.) Стало быть, мой сын тебе не по нутру?

Глубина не отвечает. Берется за рюмку, но решительно отодвигает ее, даже не пригубив.

Р о ш к о т. Ну, сознайся, что не по нутру. Легкомысленный в отца, испорченный и так далее. Быстро же ты вынес ему приговор… (Пауза. Все в нем кипит; явно готовясь к новому выпаду.) Но… обстоятельства не говорят и в пользу… (бросает многозначительный взгляд на Славку) другой стороны…

Г л у б и н а (задет). Не понимаю…

Р о ш к о т. Поймешь, поймешь… Я не хочу идти по твоим стопам и не стану распространяться о твоем фанфаронстве. Но ты был наделен им сверх всякой меры, и