Китай в XX веке. От рисовых полей до атомной бомбы - Алекс Каплан
Мао Цзэдун и Никита Хрущев в Пекине, 1958 год
Председателя Мао такая трактовка ситуации просто взбесила: как можно сравнивать коммунистический Китай и почти капиталистическую Индию, хотя между странами до этого момента действительно поддерживались дружеские, почти братские отношения. В конце концов в Пекине приняли решение высказать свое мнение по поводу сложившейся в мире довольно сложной ситуации. Юбилейную сессию китайского парламента перенесли с 1 октября на 26 сентября, чтобы заставить Хрущева скомкать визит в США, а ведь ему предстояло на сессии парламента выступить с поздравительной речью ко всему китайскому народу. Пусть советский лидер сам решает, что ему важнее: обниматься в Голливуде с американской буржуазией или поздравить революционный китайский народ с памятной годовщиной. Хрущев остался в Голливуде. Вместо него на трибуну в Пекине поднялся товарищ Суслов, что для китайского руководства и всего китайского народа было подлинным оскорблением. Никита Сергеевич прибыл в Пекин поздно вечером 30 сентября и 1 октября уже стоял на праздничной демонстрации плечом к плечу с руководством КНР – в последний раз. По завершении торжественных мероприятий Мао Цзэдун пригласил Хрущева в загородную резиденцию на разговор. Там-то и произошла знаменитая сцена в бассейне, когда лидер китайских коммунистов унизил лидера советских коммунистов самым тонким способом, которому мог бы позавидовать товарищ Сталин, некогда испытавший терпение Мао Цзэдуна. По прибытии Хрущева в резиденцию ему сообщили, что товарищ Мао ожидает в бассейне. Председатель отлично плавал – в пропагандистских целях он переплывал одну из самых больших рек в мире – Янцзы, – что восхищало китайское крестьянство, поголовно не умевшее плавать. Советский лидер Никита Сергеевич Хрущев плавать не умел, да и к переговорам в бассейне он не готовился – гардероб не тот. Преодолев свои страхи и облачившись в черные сатиновые трусы по колено, Хрущев все же направился в бассейн. Переговоры с первой минуты пошли в крайне унизительной для советской делегации форме: Председатель Мао плавал и читал Хрущеву нравоучения о подлинном марксизме, совсем как когда-то товарищ Сталин читал нравоучения китайскому лидеру в холодной Москве зимой 1950 года. Вот так и стоял взбешенный Хрущев в нелепых трусах перед плавающим Мао и слушал. После этого руководство двух братских коммунистических стран уже не встречалось никогда. Могучий союз СССР и КНР рухнул в десятую годовщину своего создания, а ведь сохрани две страны тот союз, и события в мире развивались бы иначе.
Глава 22
«Культурная революция»
Последние десять лет жизни Мао Цзэдуна стали величайшей трагедией для китайского народа, которая вкупе с Большим скачком привела к двадцати годам отставания в развитии страны. События в Китае вызвали изумление и полное непонимание во всем мире, оказались предметом многолетних изучений историками, социологами, психологами, которые и до сих пор не в состоянии объяснить произошедшее до конца. В истории человечества не было более страшного социально-политического эксперимента, чем «культурная революция».
Мао Цзэдун родился в деревне и в душе всегда оставался крестьянином – он не любил город, не любил царившие там нравы и в первую очередь китайскую бюрократию, которая действительно представляла собой крайне отвратительное зрелище. Чиновники времен Цинской империи были страшными людьми, их ненавидела вся страна. Гоминьдановские чиновники оказались ничуть не лучше. Когда же в Китае к власти пришли коммунисты, они в корне отличались от прежней управленческой элиты, в особенности на первом этапе построения нового государства. В руководители пробились множество вчерашних крестьян, никогда прежде не принимавших участие в процессе управления большим государством. Коммунистическая партия со всей строгостью блюла нравственный облик и порядок в рядах своего аппарата, но человеческая сущность постепенно брала свое. Положение дел усугублялось клановым устройством крайне консервативного китайского общества, насчитывавшего в своем развитии тысячи лет. Вчерашний крестьянин, едва успевший стать коммунистом, но уже занимавший пост районного начальника, тянул во власть своих родственников из деревни, которые благодарили его особой преданностью и лояльностью, – и этот омут кумовства быстро поглотил все светлые идеалы коммунизма. Забыв о тяготах революционного времени, партработники озаботились материальным благополучием. К середине 1960-х годов в Китае сложился класс новой правящей коммунистической бюрократии, никак не соответствовавший представлениям высшего руководства о том, какой эта бюрократия должна быть. Мао Цзэдун начал испытывать постоянно усиливавшееся отвращение к собственному детищу – коммунистической партии, рожденной в муках революции из чистой материи, но по мере роста и возмужания обретавшей нелицеприятные черты режимов, с которыми истинные блюстители идеалов так долго и ожесточенно боролись. Председателя не успокаивал даже тот факт, что среди членов партии имелось много честных и принципиальных людей. И в конце концов Мао Цзэдун пришел к решению, что его партия нуждается в серьезной чистке. При этом он полагал, что честным коммунистам бояться было нечего, в то время как с карьеристами и оппортунистами стоило разобраться: контрреволюционные попутчики стали раковой опухолью на теле коммунистического организма. Мао Цзэдун решил устроить очередную революцию – и в этот раз врагами объявил «ревизионистов». В представлении председателя ревизионистами являлись те, кто предал идеалы революции и перешел на буржуазные позиции, занявшись стяжательством, партийным карьеризмом и просто откровенным воровством. Со временем такое положение дел могло привести к восстановлению капитализма в Китае. Дав стране небольшой перерыв после неудавшегося Большого скачка,
