Остров сокровищ. Романы, рассказ. - Роберт Льюис Стивенсон
Шотландцы тоже веками боролись за свою независимость, боролись с англичанами. Когда они терпели поражение — а это случалось часто, — они уходили за море. В средние века шотландцев много было в гвардии французского короля Людовика XI, о чем рассказывает Вальтер Скотт в романе «Квентин Дорвард». Позднее их можно было встретить и в России, на службе у Петра I, а потом и в Северной Америке, и в колониях.
Постепенно англичане прибрали Шотландию к рукам. Крупные землевладельцы Южной Шотландии договаривались с крупными фабрикантами Англии, а горные шотландцы победнее, те и до́ма, и особенно в колониях, становились наемниками английских богачей — инженерами, чиновниками, военными. Многие из них теряли связь со своей страной, забывали шотландский язык, но большинство сохраняли любовь ко всему родному.
Не умирало и искусство Шотландии: чудесные песни ее, известные у нас в переложениях Бетховена, древние сказания о героях, старинные пограничные баллады, а позднее стихи и песни Бернса, романы Вальтера Скотта.
В богатой Англии, где властвовали деньги, торгашеский обман, лицемерие закона, условностей и приличий, — там развилась обширная обличительная литература, социально-бытовой роман с широкой картиной современной жизни. Английские романисты прослеживали сложные социальные связи, рисовали сложные и противоречивые характеры, но все это умерялось духом компромисса и типично английским юмором.
В Шотландии литература была одним из средств сохранения национального своеобразия. Писатели обращались к истории, к славному прошлому шотландского народа. Писатели стремились выявить и сохранить то, что им дорого было в характере шотландца, часто доводя эти черты до крайности: несгибаемое упорство — до упрямства, прямоту — до резкости, честность — до щепетильности, чувство собственного достоинства — до заносчивости, дружелюбие — до наивной доверчивости, наконец, пережитки феодальной верности своему племени, клану — до слепого послушания. А рассудочная религия протестантизма, пренебрегавшая церемониями и чинопочитанием, заставляла шотландца больше заботиться о борьбе добра и зла в земном человеке.
Все эти черты унаследовал от своего народа и Роберт Льюис Стивенсон. Не досталось ему в удел только физической выносливости его сородичей.
«Детство мое, по правде сказать, было безрадостное, —
вспоминает Стивенсон. —
Жар, бред, бессонница, тягостные дни, нескончаемые ночи».
Мальчик болел; казалось, что он не выживет. Маленького Стивенсона тянуло к простым вещам деятельной жизни. Вот как он описывает сокровища своих детских лет:
Те орехи, что в красной коробке лежат,
Где я прячу моих оловянных солдат,
Были собраны летом; их няня и я
Отыскали близ моря, в лесу, у ручья.
А вот этот свисток (как он звонко свистит!)
Нами вырезан в поле у старых ракит;
Я и няня моим перочинным ножом
Из тростника его мастерили вдвоем.
Этот камень большой с разноцветной каймой
Я едва дотащил, весь иззябнув, домой;
Было так далеко, что шагов и не счесть…
Что отец ни тверди, а в нем золото есть!
Но что лучше всего, что как царь меж вещей
И что вряд ли найдется у многих детей —
Стамеска! — у ней рукоять, лезвие…
Настоящий столяр подарил мне ее![91]
Но болезнь приковывала его к «Стране кровати».
Когда я много дней хворал,
На двух подушках я лежал,
И, чтоб весь день мне не скучать,
Игрушки дали мне в кровать.
Своих солдатиков порой
Я расставлял за строем строй,
Часами вел их на простор —
По одеялу, между гор.
Порой пускал я корабли;
По простыне их флоты шли;
Брал деревяшки иногда
И всюду строил города.
А сам я был как великан,
Лежащий над раздольем стран —
Над морем и громадой скал
Из простыни и одеял![92]
Любимым занятием Стивенсона в детстве был кукольный театр, который открывал ему чудесный, заманчивый и недоступный мир и формировал фантазию будущего писателя.
Роберт Льюис родился в 1850 году. Он был сыном и внуком шотландских инженеров, знаменитых строителей маяков. Он и сам рассчитывал стать борцом с морской стихией, спасителем кораблей, с трудом пробирающихся сквозь туманы и бури среди гибельных отмелей и скал. Он готовился к этому; написал работу о новом источнике перемежающегося света для маяков-мигалок; изучал влияние лесов на береговые туманы. Но слабые легкие, а потом и открывшаяся у него чахотка заставили его не бороться с шотландскими туманами, а по предписанию врачей бежать от них в теплый климат Южной Франции.
Когда ему становилось лучше, он брел пешком за вьючным осликом по дорогам Франции, плавал в лодке по рекам и каналам Бельгии и Голландии. Первой из напечатанных книг Стивенсона и стал рассказ об этих его путешествиях. Семейные обстоятельства заставили его совершить еще одну, трудную по тем временам поездку в Северную Америку, где он пересек всю страну и добрался до Калифорнии. Но после этого болезнь резко обострилась, врачи отослали его на высокогорный швейцарский курорт Давос, и остаток своей недолгой жизни (он умер в возрасте 44 лет) Стивенсон провел в борьбе со страшной болезнью, мужественно преодолевая вызванную ею слабость и беспомощность.
Он мечтал быть путешественником, солдатом, строителем жизни, а сам был годами прикован к постели.
Вместо участия в настоящей войне Стивенсон вынужден руководить войнами игрушечных солдатиков, которыми он развлекает своего маленького пасынка Ллойда Осборна. На темном и низком чердаке своего домика в Давосе он при свете свечи играет с пасынком в солдатики и неделями с увлечением проводит какую-нибудь сложную операцию по всем правилам настоящей войны. Пол расчерчен мелом наподобие карты, устроены горы, реки, дороги и шоссе, болота и заболоченные, нездоровые зоны, проходя через которые войска теряют известный процент заболевших солдат. Учтены относительная скорость передвижения пехоты и конницы, влияние погоды, обеспеченность снабжением: издаются приказы, бюллетени, газеты, причем один «редактор» за разглашение военной тайны был даже повешен «генералом Осборном», и взамен его газеты стал выходить другой, менее болтливый о́рган. Словом, эта
