Русский момент в мировой истории - Маршалл Тиллбрук По
Очевидно, что Вторая мировая война представляет собой гораздо более жесткий тип внутриевропейского империализма. Некоторые националисты (например, русский мыслитель Данилевский) мечтали о колонизации ряда областей Европы. Гитлер же на самом деле поставил перед собой и всем немецким народом эту человеконенавистническую задачу. Целью было полное порабощение славян немецкой «расой господ», расширяющей свою территорию. Польша, Белоруссия, Украина и Россия должны были стать немецким Lebensraum[29]. Дрожь пробирает от осознания того, насколько близко этот полоумный расист подошел к достижению своей цели, последствия чего были бы катастрофичны для всего мира, но в особенности для славян и немцев. Первые бы оказались под немецким ярмом, в рабстве неимоверной тяжести, которое выразилось бы в уничтожении десятков миллионов человек. Определенно, в этом случае Россия перестала бы быть коммунистической, поскольку нацисты перебили бы подавляющую часть большевистских активистов. В дальнейшем судьба, скорее всего, распорядилась бы так, что немецкое правление оказалось сравнительно кратковременным, так как, вероятно, Соединенные Штаты, уже развернувшие кампанию смертоносного террора в отношении немецких городов, вряд ли колебались бы в применении против нацистов атомного оружия. Что представляла бы собой послевоенная Россия, если бы фашизм был побежден именно таким образом? Страшно вообразить. Ведь и так страдания, перенесенные советскими людьми во время войны, даже не поддаются описанию.
Мы забежали несколько вперед. Вернемся же обратно, и попробуем отследить гипотетические сценарии, согласно которым та или иная программа внутренних реформ не завершилась бы неудачей, как было на деле, а увенчалась бы успехом. Как мы видели, три проведенные государством кампании оказали долговременное влияние на российскую историю: в результате первой установилась самодержавная форма правления (конец XV – начало XVI в.), вторую составляют петровские реформы (начало XVIII в.), а третьей является большевистская программа (1920–1930-е годы). Все они, в общем-то, носили один и тот же характер и в результате привели к резкому росту власти государства над обществом и модернизации а-ля-рюс. Неудачных проектов тоже три: навеянные эпохой Просвещения планы Екатерины (конец XVIII в.), Великие реформы (вторая половина XIX в.) и горбачевская перестройка. Рассмотрим же их все поочередно.
Целью Екатерины Великой было смягчение самодержавной власти путем создания промежуточных звеньев. Эту идею она напрямую позаимствовала со страниц «Духа законов» Монтескьё. Если бы императрица в этом преуспела, то не трудно представить, что Россия стала бы чем-то вроде ständelstaat[30]. Подобный результат вряд ли привел бы к созданию общества европейского типа (если таковой вообще существует), но в любом случае реформированная таким образом Россия, вероятно, оказалась бы более восприимчивой к либеральным движениям XIX в., чем те режимы, что пришли на смену екатерининскому. По этому сценарию (как бы маловероятен он ни был) Россия наряду с другими великими державами Западной Евразии постепенно двигалась бы к республиканской форме правления и к промышленному капитализму. Дальнейшее продолжение этой линии заведет нас уже в область чистых и совершенно беспочвенных спекуляций. На деле же реформы Екатерины быстро застопорились из-за своей половинчатости, сопротивления правящего класса крепостников и, уже окончательно, вследствие ужасной судьбы французской монархии. Екатерина любила философов до тех пор, пока их последователи в порыве революционного усердия не казнили Людовика XVI. Есть реформа, и есть реформа…
Александр II находился в более благоприятном положении и поэтому был гораздо решительней настроен на перемены, нежели его просвещенная немецкая предшественница. Его целью было сделать самодержавие более открытым и направить Россию на путь европейского экономического развития. Некоторые считают, что он преуспел и в том и в другом. К концу столетия русскому правительству уже в какой-то степени был свойственен плюрализм, а экономика встала на индустриальные рельсы, пусть и под давлением государства. Путь этот отнюдь не обещал быть гладким, как это и продемонстрировал 1905 г., но даже малоспособный Николай II в течение некоторого времени придерживался реформистского курса своего деда. Не будь российский прогресс остановлен Первой мировой войной или сумей русские победить в ней, всё пошло бы совсем по-другому. Очевидно, что в этом случае большевики никогда не пришли бы к власти, несмотря на якобы неумолимые законы классовой борьбы. Убрав же из уравнения радикальный социализм, нетрудно представить Россию продолжающей постепенное движение по либеральному пути, как в экономической, так и в политической сферах. Возможно, монархия всех этих перемен и не пережила бы, но русские сегодня в целом жили бы намного лучше, не убей сербский националист австрийского эрцгерцога.
Последний пример неудавшейся реформы относится к самому недавнему времени. Как и в ранее рассмотренных случаях, преобразования начались единственно возможным для самодержавного правления способом – по инициативе дальновидного харизматического правителя. Другой возможности для проведения широкомасштабных реформаторских программ у таких государственных систем просто нет. Нашим героем, конечно, является Михаил Горбачев. На первый взгляд его цель была иной, нежели у Екатерины II и Александра II, увлеченных западными моделями. Горбачев, как до этого и Ленин, не имел ясного представления о конечных целях. Он всё еще продолжал строительство социализма, но того, что он под этим подразумевал, в анналах истории человечества найти невозможно. Человеческое воображение отнюдь не беспредельно, и, возможно, поэтому Горбачев взял на вооружение программу, под которой вполне мог подписаться и Александр II. Другими словами, генеральный секретарь КПСС хотел придать управлению государством больший плюрализм и освободить крепостных. Если бы он достиг успеха – что казалось вполне возможным, ибо крушение Советского Союза было событием достаточно случайным, – то история конца ХХ в. пошла бы по совершенно иному пути. Советский Союз был бы децентрализован до предела, если бы вообще полностью не распался. Россия, без сомнения, была бы многопартийной страной, подобно всем современным демократическим государствам. Экономику ожидал бы временный обвал, но катастрофы начала 1990-х годов вполне можно было бы избежать. Холодная война закончилась бы, поскольку коммунистическая партия утратила бы власть, а ее «антиимпериалистическая» программа отошла бы в туманное прошлое. Россия стала бы настолько же социалистической, насколько являются социалистическими все европейские страны, – только по названию. Но семьдесят с лишним лет тоталитарного и полутоталитарного правления сделали и политическую элиту России, и простых людей исключительно жадными до свободы. Горбачевская постепенность была опрокинута ходом событий. В итоге власть стала более плюралистичной, но такая перемена была проведена в жизнь исключительно бессистемно, благодаря чему подобный «плюрализм мнений» дошел до такой черты, которая сделала невозможным само существование устойчивой многопартийной политической системы, что, в свою очередь, сделало весьма вероятным возращение к принципу твердой руки. Крепостных же всё равно пришлось отпустить, но они остались без земли (в
