Древняя Русь: имидж-стратегии Средневековья - Илья Агафонов
Кстати, Георгий – имя, которое становится для всей древнерусской традиции имянаречения очень важным и уважаемым. В отличие от Ярослава, который так и не стал особенно популярным для старших сыновей в княжеских семьях, святой Георгий, в качестве покровителя почитался весьма активно. Он чтился не только в семьях, что были прямыми наследниками Ярослава Мудрого, но также и в боковых родовых ветвях. В древнерусских летописях встречались следующие вариации этого имени: Георгий, Юрий, Гюргий, Гюрги, Дюрги и Гергий.
Другой сын Владимира Мономаха от второго брака – Роман – также известен лишь под своим христианским именем. Он стал очередным свидетельством слияния традиций родового и христианского имянаречения. Как и в случае с Ярославом-Георгием, у Романа с его далеким святым предком совпало не только имя, но и отчество, что делает его еще более крутым и интересным.
Третий и самый младший из сыновей Владимира Мономаха получает имя Андрей – в честь крестильного имени родного деда – князя Всеволода Ярославича. В памяти потомков он остался под прозвищем «Добрый» – именно таким его называет летописец, рассказывая о погребении князя в Михайловском соборе Переяславля. Но даже с учетом особого почитания апостола Андрея Первозванного на Руси понять, в честь какого именно святого Андрея были крещены Всеволод и его внук, историки не могут. Андреев все же в сонме святых было несколько, а сам Владимир Мономах в своих сочинениях не раз припоминал Андрея Критского – византийского святого VI–VII веков. Вот сиди теперь разбирайся с этими Андреями…
Время шло, христианские имена превращаются из экзотики в обыденность. Меняются способы выбора имени и для большинства князей. Уже к XII веку становится очевидно, что ждать смерти уважаемого родственника, чтобы дать его имя кому-нибудь из сыновей, больше не надо. В случае с родовыми мирскими именами все было очень сложно, ведь на момент рождения старшего сына дед мог быть еще жив – приходилось называть в честь прадеда. Хотя для преемственности смыслов и властных образов логично называть в честь деда старшего, а не младшего, к моменту рождения которого дед уже практически со 100 %-ной вероятностью умирал. На примере Владимира Мономаха хорошо видно, что эта система работала. Однако к XII–XIII векам принцип «не назови живого в честь живого» постепенно перестает работать.
Устоявшаяся система двуименности уже к XIII веку начинает восприниматься как архаизм, мешающий князьям выбирать имена исходя из собственных нужд и интересов. Однако о чем сами князья не подозревали, так это о том, что вся устойчивая система иерархии имен просто сменила ориентацию – с родовых имен на христианские. Поэтому выбирать кого и в какой последовательности назвать, было все так же сложно. Чтобы выстроить цельную схему преемственности, нужно было очень грамотно распределить христианские имена между сыновьями, чтобы они совпадали с нужными предками, которые также должны были родиться в определенной последовательности. Первый сын назывался в честь первого сына далекого предка, второй – второго и так далее.
Что касается принципа отбора именно христианских имен и того, почему они с XIII века могли совпадать с именами еще здравствующих родственников, тут мы вступаем на узкую и непонятную тропинку использования патрональных святых. Ведь именно от выбора правильного святого и времени рождения ребенка зависело не только то, какое имя он будет носить, но также и то, кто будет покровительствовать ему на небесах.
Святые покровители и имена
Несмотря на то что в XII–XIII веках на Руси христианские имена начинают постепенно замещать собой родовые, отнимая у князя второе имя, система двуименности никуда не исчезла. Если двигаться в более приближенные к современности времена, можно заметить, что у каждого князя, носящего вполне себе христианское имя, есть еще одно – такое же христианское. Как так вообще получается и откуда нужно вести отсчет?
Высматривать корни этого явления нужно все в том же XII веке, когда христианские имена таки становятся для некоторых князей единственным возможным именем. Однако была в древнерусской практике еще одна традиция, связанная с пострижением в монахи на смертном одре. Этот обычай доживет вплоть до конца XVI века, а для более ранних средневековых реалий он был вполне нормальным.
Когда человек покидает «мир», он оставляет за собой также и мирское имя, данное ему при рождении. Если это было христианское имя – оно также остается в прошлом, так как перед лицом Бога он должен предстать с новой «личностью», которую также определяло имя. Такое случалось не всегда, однако если князь или княгиня все же принимали новое имя при постриге, оно тут же становилось частью именного обихода всей семьи. Впоследствии иноческие имена предков могли спокойно раздаваться в качестве мирских здравствующим и благодарным потомкам. Получалось такое воспроизведение родовых практик – «языческое – христианское» имя, но только с двумя христианскими. Это «иное» имя могло использоваться не только как мирское, но также как крестильное или новое иноческое для какого-то князя, что решает постричься в монахи и припомнить свою династическую связь с каким-то уважаемым предком.
Отношение к христианскому имени у князей часто тоже было особенным. Не зря большинство князей, носивших и языческое, и христианское имя, в летописях фигурируют исключительно под первым. Христианское имя во время родовой двуименности оставалось чем-то личным, персональным, связывающим самого князя и весь его род с определенным святым покровителем. Такое имя, разумеется, знали. Однако пользовались им лишь во время церковных церемоний или посиделок в близком кругу.
Конечно, почитание святых не всегда ограничивалось тесным кругом княжеской семьи. Многочисленные храмы, выстроенные в честь святых Андрея Первозванного, Георгия Победоносца или Дмитрия Солунского, говорят сами за себя. Такие святые почитались не только тем князем, которому досталось правильное крестильное имя, но также всеми его сыновьями, внуками и правнуками. Причем этот локальный пантеон постоянно менялся, дополняясь новыми святыми, которые также выстраивались в определенную иерархию. Одни святые оставались «актуальными» всегда, другие теряли внимание князей, из-за чего в честь них сыновей называли все реже.
Построение этой «синкретической» фамильной тенденции все также связано с родовой традицией заимствования имен. Как в свое время заимствовали имя дяди, брата или двоюродного деда, так «заимствовали» и святого из боковой ветви рода, с которой поддерживали приятные отношения. При этом быть полной тезкой какого-то конкретного
