Древняя Русь: имидж-стратегии Средневековья - Илья Агафонов
Принцип выбор имени у новорожденного в итоге определялся все такой же сложной схемой, как если бы он был не христианином, а язычником. Во-первых, важно было смотреть на день, в который родился ребенок, – к какому святому он относится. Во-вторых, необходимо было учитывать родовую традицию употребления того или иного христианского имени. В-третьих, влиять на выбор имени могла та самая куча небесных покровителей, приобщенных к какой-то княжеской фамилии. В-четвертых, сколько бы важным ни был для выбора имени месяцеслов, определяющий память того или иного святого, выбрать неродовое имя было по-прежнему нельзя. В итоге, в какой бы день ни родился князь, он должен был быть поименован по родовому принципу, пусть и христианскому. А месяцеслов с датами памяти уважаемых святых становился для него подспорьем при выборе крестильного или иноческого имени, а также пополнении сонма небесных покровителей, имена которых могут стать родовыми спустя одно или два поколения.
То есть, если человек рождается на день святого Тимофея, править под именем своего святого он не может. Нет династической традиции. А потому получает новорожденный княжич имя Иван, которых и так везде много. А вот его личным именем становится Тимофей. Получается, что его «правящее» христианское имя – для окружающих и для славы предков. А личное христианское – для семьи и духовных дел.
В итоге модель имянаречения трансформировалась из языческо-христианской двуименности в двуименность публичную и семейную. То есть правитель XIV–XVI веков обладает теперь христианским династическим именем, которое известно всем, и именем семейным, дававшимся по святцам и используемым только в домашнем кругу. Таким образом, даже претерпевая некоторые изменения, система династических имен не меняет правил кардинально. Остается главная модель – двойная генеалогия, мир предков и мир святых. Это разделение остается актуальным на протяжении всей истории династии.
Забавным отголоском древних языческих родовых времен станет появившаяся вновь практика, запрещающая именовать отца и сына одинаковыми именами. Точнее, будет так: тезками по имени князь-отец и его сын быть могут. Однако, чтобы различать их на глубинном уровне, у них должны быть разные патрональные святые. Теперь князь Иван-Старший и княжич Иван-Младший будут иметь двух разных покровителей: Иоанна Крестителя и Иоанна Лествичника соответственно. В случае с Василиями – так же. У одного покровителем будет Василий Великий, а у другого – Василий Парийский.
И вообще, правящая династия Рюриковичей на протяжении всего своего существования была очень сильно связана традицией, требующей от князей постоянно воспроизводить крутые имена предков. Поэтому древнейших вариаций имен оказывается не очень много. Зато с появлением христианства жить становится гораздо проще. Именно христианские имена понемногу начинают вытеснять исконные некалендарные родовые имена. По сути – берут на себя функцию как родовых, так и крестильных имен.
Если же пытаться найти ответ на вопрос, какое христианское имя считалось наиболее пригодным для князя, то вывод будет очевиден – такое, что до него уже носил кто-то из его рода. Изобретать новое было проблематично, и необычные имена всегда бросаются в глаза. Правда, есть загвоздка. Допустим, важнейшими именами будут те, что носили предки. Но в какой момент практически все Рюриковичи одновременно решили, что следующие 500 лет будут пользоваться примерно одним и тем же набором имен? Андрей, Василий, Дмитрий, Иоанн, Михаил, Роман, Федор, Георгий, Давид. И так по кругу в течение многих лет, пока новизна употребления имен не превратилась в рутину, позволяя добавлять цифру к очередному князю с повторяющимся именем.
Тут надо понимать, что христианские имена не берутся с потолка. У каждого есть свой христианский прототип – святой, а то и не один, носивший это имя когда-то давно.
Другой вариант – «позаимствовать» имена у своего соседа – не менее христианского и связанного с тобой узами родства или союза. Взять того же Владимира Святого – для него вполне конкретным идеалом и образцом при выборе имени был ромейский император Василий II. А имена его сыновей Бориса и Глеба – Романа и Давида – несут отпечаток влияния болгарской династии.
Однако это слишком просто. Тем более что византийский антропонимикон русские князья не копировали подчистую. Заимствования – да. Полная адаптация – нет.
Еще одна версия – влияние иконографии, то есть изобразительного канона христианской традиции. Когда твои храмы, монеты, печати и иконы начинают создаваться с изображениями разных христианских святых, почитаемых в рамках культа, твой интерес может перенестись на ту или иную фигуру. Зашел в церковь – увидел крутого святого, запомнил – решил так назвать сына. Логика, может, и упрощенная, но в случае с разными христианскими святыми воинами работает отлично. Недаром на Руси стали так популярны Георгии, Дмитрии, Михаилы и Федоры – Георгий Победоносец, Дмитрий Солунский, архангел Михаил, Федор Тирон и Федор Стратилат не дадут соврать.
Если двигаться дальше по рельсам окультуривания элиты, то вместе с интересом к картинкам приходит интерес и к буквам. А вместе с ним и агиография – жития святых, повести о чудотворных иконах и иные описания удивительных явлений христианского мира. И тут стоит понимать, что наши князья усвоили грамоту и интерес к новой вере довольно быстро. Можно считать, что уже к середине XI, а уж тем более к XII веку наши князья читали, знали и понимали ряд житийных текстов и отрывков из Святого Писания. То есть с базой и матчастью они знакомы были – что им мешало перенести свой опыт познания житий на родных? Да ничего, в общем-то. Хорошим примером будет сравнение двух Владимиров – Святого и Мономаха. Один, при всех своих достоинствах, описывается в летописях как человек читать не умеющий, но лишь слушающий евангельские тексты. Второй – дитя уже новой эпохи, который с прадедом схож лишь одним именем. Он читает, он познает и более того сам пишет сочинения, опираясь на огромный наработанный пласт книжной культуры и переведенных текстов.
Не обошлось в процедуре выбора имени и без символизма. Самое главное – преемственность потомка предку, жизнь которого будет, по сути, проживаема заново. Здесь не идет речь о переходе мудрости и силы в нового обладателя имени. Нареченный должен прожить такую же жизнь, что прожил предыдущий носитель имени, повторяя основные вехи его жизни и ключевые успехи. Такой подход не был исключительно языческим. В христианстве и его традиции осмысления истории подобные сюжеты также можно найти. Главное – выстроить определенный прототип – модель поведения, на которую человек будет ориентироваться до конца жизни. Это мог быть предок или же патримониальный святой, изображение которого можно было лучше бы заменить на монеты и печати, строить
