Лесные сказки - Эдуард Юрьевич Шим
Висит на лапе черное, круглое, переплетенное, будто кривые сучья. Вроде бы неживое, а лапу зубами холодными закусило!
Оказывается, был это, братцы, капкан. Когда люди хотят Волка изловить, Росомаху или там еще кого, то прячут в разных местах капканы. Это страшные и непонятные штуки. Сидят, как мертвые, но, если дотронешься — вдруг оживают, защелкивают свою пасть и держат тебя до прихода человека…
Так мой капкан, братцы, был для Крота поставлен. Когда-то шел на тропке человек, заметил кротовую нору и спрятал в нее капкан. А потом или забыл про него, или не смог это место найти. Нора кротовая осыпалась, травой заросла, сверху ничего не видать… Но капкан-то все равно сидел под землей настороженный — ждал-поджидал…
А я в него и втяпался.
Ох и досталось мне… Уж как я его ни тряс, как ни возил, как ни сбрыкивал — не слезает капкан, да и все тут. Хоть волком вой!
Кидался я туда-сюда, невесть сколько ползком прополз — наконец забился в кусты и лежу плачу. Ну, думаю, настал мой последний час…
У Зайца-то в чем спасенье? В ногах, сами знаете! Бывало, и от Лисы удерешь, и от Совы отобьешься, на спине лежа, и от охотников уйдешь, следочки запутывая… А теперь что делать? Любой враг меня словит!
II
И вот лежу я в кустах, а где-то рядом волны плескаются, по корням пошлепывают. Сгоряча-то я и не заметил, как на берег озера попал.
И кажется мне, что это не вода разговаривает, а невдалеке собаки загавкали, бежит кто-то, сопит… Вот сучок хрустнул… Камешки покатились…
Нет, и впрямь кто-то бежит!
Глянул я вверх, а на обрыве раздвинулись ветки… что-то серое мелькнуло… и показалась Волчица.
Никогда я, братцы, ее так близехонько не видел. Знал, конечно, что есть в нашем лесу волчья семья, и следы ихние иногда встречал, и даже помнил местечко, где они воду пьют. Но только нос к носу не сталкивался — везло мне…
А сейчас Волчица стояла совсем рядом.
Была она худущая, с отвислым брюхом, а пасть у нее была в чем-то зеленом. Не то траву ела, не то измазалась…
Волчица стояла и нюхала воздух.
И я смотрел, как у нее нос морщится. Он шевелился и блестел, как облизанный.
Наверно, сверху Волчице трудней было меня заметить. Если бы заметила, то прыгнула бы сразу — чего тут раздумывать…
Но она еще не видела меня, только принюхивалась мокрым своим носом, а потом начала потихоньку спускаться.
Конечно, я и не думал удирать. Смешно — с капканом на лапе… Куда уж тут удерешь. Я лежал и смотрел, как она идет.
Чем она ближе подходила, тем сильней у нее морщился нос. И наконец она меня заметила.
Мы глазами встретились.
И я видел, как глаза у нее сперва удивились, дрогнули, а потом сразу нацелились на меня.
И она сжалась, чтоб кинуться.
И тут стряслось что-то совсем неожиданное. Зашумел по деревьям ветер, кругом затрещало, задрожало… Земля подо мной качнулась и вдруг — ухнула куда-то вниз.
III
Вы знаете, братцы, что лесные озера зарастают? Вода затягивается всякими травами, невкусным мхом. И этот слой все толще и толще делается, после на нем кустики вырастают и даже деревья. А внизу-то, на глубине, все равно — вода… Вот спросите у Крота, он вам подтвердит.
Ну вот, кусок такого берега отвалился и поплыл прочь от твердой земли. И я очутился на плавучем острове.
Сначала-то я обрадовался.
Когда берег рухнул, Волчица испугалась и шмыгнула в кусты. «Значит, — думаю, — опять тебе, Заяц, повезло!»
Но потом я немножко очухался, поглядел вокруг — и снова настращался отчаянно…
Остров был не очень маленький: прыжков двадцать в ширину и чуть больше в длину. На нем болотная трава росла, кустики противного багульника и две сосны. Но земля-то под лапами у меня так и ходила ходуном, изгибалась на волнах… Ведь она была тоненькая! И кусочки от моего острова все время отваливались, и он делался меньше и меньше.
Пройдет немного времени, волны размоют моховую подстилку, корни, переплетенную траву — и тогда остров развалится совсем.
А я, с капканом на лапе, конечно, до берега не доплыву…
«Эх, — думаю, — уж лучше бы мне очутиться в волчьей пасти. Конец — так сразу. А то сидеть да погибели ждать еще хуже…»
Дул ветер, волны бежали по озеру, и мой остров плыл совсем так же, как у людей плавают лодки под парусами.
Берег все удалялся, удалялся, вот уже моим заячьим глазам ни травы не различить, ни кустов, а вот и деревья стали синенькой полоской.
Кругом — одна вода, и волны бьются в остров и белыми своими зубками отгрызают кусочек за кусочком…
IV
Остров был уже на середине озера, когда в небе вдруг появилась большая птица. У нее крылья были угловатые, широкие, хвост прямой, словно откушенный. А клюв загнут крючком.
Догадались, кто это был? Конечно, она самая — Скопа… В когтях она тащила рыбину.
Скопа — птица-рыболов, и я ничуть не удивился, что она рыбину тащит. Я только не понимал, зачем она к моему островку летит. Чего ей здесь надо?
Хоть она и рыболов, но все равно — ну ее… Клювастая да когтястая!
Забился я под ветки, глаз на нее скашиваю. А она покружилась и садится на сосну.
И я увидел, что на сосне — большое гнездо, целая куча веток уложена. Скопа села туда и закопошилась, закопошилась. Слышно — запищали в гнезде. И я понял, что там — птенцы, а Скопа их кормит.
Наверно, когда остров уплыл, Скопа прилетела на прежнее место и не могла найти гнезда. А после все-таки нашла, но птенцы за это время очень проголодались — уж так они пищали, так пищали…
И я сообразил, что Скопа теперь все время будет жить рядом со мной. И если сейчас меня не заметила, то потом непременно заметит. И сцапает.
Я видел, как она рыбину поймала. Летела над водой, и вдруг — вниз, вниз, когти растопырила, вперед выставила… Хвать! И поднимается со щукой. Рыбина бьется, хвостом хлещет, а Скопа несет ее легко, будто головастика.
«Вот, — думаю, — и меня так же… Хвать! —
