На утренней заре - Григорий Иванович Барыкин

— Так ведь надо постоять подольше, подождать. Осенью, бывает, утка целый день ходит.

— А что зря стоять, все равно толку не будет.

Я не стал уговаривать Василия Спиридоновича, зная его непоседливый характер. В любое время на охоте случится ему постоять без выстрела полчаса, и он не выдерживает и снимается с места. Охота для него — прежде всего — действие. Даже на хорошем перелете, когда в поле зрения Галанова долго не попадет ни одна птица, он обязательно бросит самое замечательное место и пойдет бродить по озеру, не спеша толкая лодку шестом.

Но на этот раз он не ошибся, утка действительно больше не шла. Минул час-полтора, и у меня тоже, как говорят, лопнуло терпение. Собрав чучела, я двинулся вслед за ним, подгоняемый сзади сильным ветром.

Василия Спиридоновича я не догнал. Когда вернулся на хозяйство, он уже спал. Я тоже прилег на кровать. Проснулись мы в темноте от шума. Это пришли с озера Куницын и Маркин. Они оживленно говорили об убитом кем-то козле. Оказывается, молодой егерь со своим родичем добыли за озером козла, привезли его, когда мы спали. Во дворе повесили шкуру.

Галанов поднялся, вышел во двор посмотреть шкуру, а потом долго пропадал в домике егерей. Вернулся он чем-то недовольный.

— Да, сумели взять, — сказал он. — Родич-то уехал домой, повез мясо…

Ветер не стихал, и мы решили с утра не выходить и озеро, а тоже попытать счастья в лесу, поохотиться на козла. Тем более, что Куницын убил трех уток, а Маркин — целых пять голов. Все уже были с добычей.

Была еще полная тьма, когда Александр завел машину и прибежал в комнату. Галанов с Куницыным подбирали патроны с картечью, проверяя пометки на пыжах при свете керосиновой лампы. Я поднялся последним, но сразу был готов к выезду. У меня всегда в крайних гнездах патронташа вложены патроны с картечью и крупной дробью.

— Закусим в машине по дороге, — торопил нас Александр.

Большой мастер водить машину в любых условиях по самым незнакомым дорогам и вовсе по бездорожью, он не любил терять время на питание, когда следовало спешить. Маркин клал еду рядом с собой на сиденье и, не отрывая глаз от дороги, набивал рот попеременно то одной, то другой рукой. В то же время он успевал крутить руль и безошибочно держал колеса машины на заданной линии, даже на гребнях глубокой колеи.

Мы согласились с его предложением. Василий Спиридонович снял со стены свою объемистую флягу, взвесил ее на руке, потряс возле уха и удовлетворенно направился к дверям. Фляга, как всегда на охоте, была у него заправлена до пробки не чаем, а крепким вином по рецепту самого Галанова. За ним вышел Александр и я с Куницыным.

Через несколько минут наша машина ехала вдоль озера по чуть приметной заросшей желтой травой лошадиной дороге. Под светом фар еле угадывалась узкая колея, вьющаяся среди белых стволов березового леса. Совсем рассветало, когда мы очутились на большой поляне, за которой ярко зеленела озимь.

— Вон дорожка козлиная! — крикнул Александр.

Мы остановились, подошли к тропе со свежими следами острых маленьких копытц. Она уходила меж кустов к озеру.

— Это на водопой идет, — сказал Галанов. — Я пойду посмотрю там, а вы на всякий случай встаньте по краям поляны. Козлы могут выйти оттуда кустами.

Ходил Галанов добрых полчаса и вернулся совсем помрачневшим.

— На этой тропе и охотился егерь со своим родичем, — заметил он. — Подкараулили на водопое животных, и, может, не одного убили. Там и разделывали туши в стороне на берегу и мыли мясо… Ну, я еще с ними поговорю!

Мы переехали через клеверище. За ним козлиная дорожка уходила в сухое болото, окруженное густыми кустарниками.

— В такой чащобе они наверняка лежат, — сказал Куницын. — Давайте, сделаем загон. Вы вставайте на номера по углам вон той поляны на опушке березовых колков, а мы с Сашей обойдем чащобу и погоним на вас…

Мы с Василием Спиридоновичем заняли свои места на опушке березового леса метрах в трехстах друг от друга. Прошло примерно полчаса, как вдруг я услышал легкий глухой стук. Это выскочил из кустов и остановился посреди поляны большой козел, тревожно озираясь вокруг. Вот он большими скачками пошел прямо на Галанова. Мне было видно, как возле старой березы поднялись вверх навстречу козлу стволы «Дианы» и тихо опустились вниз.

Козел метнулся в сторону и скрылся в лесу.

— Ай, ушел, ушел! — кричал Куницын, перебегая вслед за ним поляну. — Как же ты, Галаныч, проспал его… Мы с Александром тоже поспешили к Василию Спиридоновичу.

— Осечка, язви ее, курки ослабли, — смущенно проговорил Галанов. — А патроны не успел переменить.

— Ну ка, покажи осечку, — попросил Куницын.

— Да бросил я патроны с досады в кусты, — ответил Василий Спиридонович. — Ничего, он далеко не уйдет. Давайте пока закусим немного. Есть что-то хочется.

Галанов сел на ствол старой поваленной бурей березы, отвинтил головку фляги.

— Ну, будьте здоровы, с охотой вас…

Он сделал полдюжины добрых глотков и передал флягу Куницыну.

— На, Семен, погрейся.

Семен Андреевич сделал пару глотков и поперхнулся крепким вином.

— Ну и сильна у тебя эта штука…

Выпили, закусили…

— Эх, Спиридоныч, как ты козла упустил, — сокрушался Куницын. — Будь я на твоем месте, лежал бы он тут. А ты — осечка!

— Душа, братцы, осеклась, понимаете ли, — признался вдруг Василий Спиридонович, разомлевший от выпитого вина. — Вышел, понимаете, такой красавец, жалко-стрелять…

В середине дня мы вернулись на хозяйство. Добычей на всех была одна белая куропатка, которую подстрелил Куницын во время загона. Козлов мы больше не видели.

Галанов сразу пошел под навес, где висела шкура, долго что-то ее осматривал. В это время из егерского домика вышли во двор старый седоусый егерь и рядом с ним худощавый человек в серой офицерской шапке и кожаном жилете.

— Здравствуйте, охотнички, — приветствовал он нас, улыбаясь. Это был председатель общества охотников Георгий Алексеевич Загорьев. — Что, Василий Спиридонович, на шкуру любуешься?

— А, легок ты на помине, Георгий! — закричал Галанов. — Сейчас я тебе покажу, чем у тебя новый егерь занимается.

Он вышел из-под навеса со шкурой в руках и прошел на веранду, где расстелил ее на большом столе. Мы все встали вокруг.

— Вот, смотри, Георгий, какое безобразие. — Василий Спиридонович достал из кармана длинный лоскут белой шкурки и пристроил его к большой шкуре. Он был отрезан от нее острым, как бритва, ножом, и сейчас все изгибы среза пришлись