Лесные сказки - Эдуард Юрьевич Шим
— Чего их бояться! — первый Мышонок говорит.
И одного светляка съел.
— Конечно, — второй Мышонок поддакивает. — Букашки, больше ничего!
И двух светляков съел.
Поглядели еще мышата на удивительную полянку, повернулись, дальше побежали.
А в лесу-то совершенная тьма настала. Ни деревьев больше не видать, ни кустов, ни черники с брусникой. Только нюхом и можно дорогу отыскать.
Вдруг высоко над головами мышат новые огни засветились. Желтые. Два круглых одинаковых желтых огня.
Мерцают, медленно поворачиваются.
На мышат уставились.
— Небось тоже букашки! — первый Мышонок говорит.
— Ага, — поддакивает второй. — Я бы их съел, кабы не так высоко забрались!
А желтые огни с места снялись и бесшумно поплыли вниз, прямо на мышат.
Хорошо, что Мышь-мама, которая детей своих разыскивала, успела вовремя подбежать. Одного Мышонка в кротовую норку толкнула, второго под еловый корень подпихнула. Сама — прыг! — и за пнем спряталась.
Желтые огни низко проплыли, ветерком опахнули. Исчезли.
— Мам, это что было такое? — первый Мышонок спрашивает.
— Это чего светилось? — переспрашивает второй.
А Мышь-мама из-за пня вылезла, отдышалась и отвечает:
— Сейчас я вам такую трепку задам! Такую таску! Будете у меня по ночам разгуливать!
— Да что же это светилось-то?
— Это глазища совиные! Это про вас, бестолковых и глупых, летает мышиная смерть!
Как Воробей теплый угол искал
Жил да был на свете Воробей.
Не городской воробей деревенский. Городские — те скучно привыкли одеваться, серенько. А этот расписной красавец: шапка на нем коричневая, на щеках черные наушники, и по каждому крылу две белые полоски пущены.
Летом хорошо жилось Воробью. И вольготно, и сытно. А пришла осень, и совсем худым стало житье.
Льют дожди холодные, ветер-сиверко задувает, а еды так и вовсе не сыскать. Весь хлеб колхозники в амбары свезли, домашнюю птицу в сараи заперли — нигде зернышка не украдешь. Загоревал Воробей, да нечего делать. Ты птица сорная, бесполезная, никто тебя задарма голубить не станет. Сам живи.
Вот и надумал деревенский Воробей лететь куда глаза глядят.
«Хоть земля, — думает, — и круглая, но должен же найтись на ней теплый угол… Авось найду!»
И полетел.
Долго ли, коротко летел — притомился. Воробьиные крылышки куцые, такие за море не унесут. Мах, мах — да и впопыхах.
Запыхался Воробей и сел на лесной опушке.
Видит — растут кругом частые кустики, болотные кочки торчат, и ходят между кочек белые птицы с черными хвостами.
— Здоро́во! — сказал Воробей. — Вы чьи таковы?
— Мы белые куропатки, — отвечают птицы. — А ты кто?
— Я, ребята, Воробей. Из деревни. Лечу теплый угол для житья искать.
— Зачем тебе лететь? — удивились куропатки. — Оставайся с нами.
— А хорошо ли живете?
— Уж куда лучше. Было нам холодно, мы в зимнее толстое перо оделись. И тепло, и не видно нас. Было по снегу неловко ходить, мы лыжи приспособили из перышков. Теперь не проваливаемся. Было голодно, мы длинные когти отрастили, теперь снег роем, ягоду выкапываем. Чем не житье?
— Ну не-ет! — говорит Воробей. — Это не по мне. Забот полон рот: и шубу надо, и лыжи, да еще ягоду копай!.. Прощай-те!
И дальше полетел.
Долго ли, коротко ли — добрался до светлого березничка. На ветку спустился. Видит — сидят на березе две птицы: обе пестренькие, обе хохлатые.
— Здоро́во! — сказал Воробей. — Вы чьи таковы?
— Мы рябчики, — отвечают птицы. — А ты кто?
— Я, ребята, Воробей. Из деревни. Лечу теплый угол для житья искать.
— Зачем тебе лететь? — удивились рябчики. — С нами оставайся.
— А хорошо ли живете?
— Уж куда лучше. Было нам голодно, мы взяли да гладких камушков наглотались. И теперь животы у нас любую еду перетрут: и хвою, и почки, и сережки, и веточки… Что твоя мельница! Было нам холодно, да мы в снегу спать научились. Нырнем в мягкий снег, будто в перину — и до утра! Чем не житье?
— Ну не-ет! — сказал Воробей. — И это не по мне. Чтоб я камни глотал да в снегу спал… Прощайте!
И дальше полетел.
Долго ли, коротко — добрался до темного ельничка. На еловую лапу сел, огляделся. Видит — копошится рядом красная птица с носом, будто кривые ножницы.
— Здорово! — говорит Воробей. — Ты чей таков? — Я Клест, — отвечает птица. — А ты кто?
— Я, брат, Воробей. Из деревни. Лечу теплый угол для житья искать.
— Зачем тебе лететь? — удивился Клест. — Оставайся со мной!
— А хорошо ли живешь?
— Уж куда лучше. Было мне голодно, я себе — эвон! — какой хитрый нос смастерил. Что твои щипцы! Теперь шишки лущу, семена из них тащу, до того сытно! Было мне холодно, стал я гнездо рубить. Теплое будет, хоть под Новый год птенцов выводи… Чем не житье?
— Ну не-ет! — сказал Воробей. — И это не по мне. Нос тут еще мастери, гнездо руби… Прощай!
И дальше полетел.
Долго ли, коротко летел — а тут лес и кончился. Впереди — город большой. И видимо-невидимо там серых городских воробьев!
— Здор́ово, братцы! — закричал Воробей. — Как житьишко-то?
— Живем не тужим! — отвечают городские. — Лучше всех! На помойке крошку украдем, из лужи водички хлебнем, у печной трубы погреемся… Чем не житье?
— Вот это по мне! — сказал Воробей.
И остался в городе жить.
Укрывушки, хоронушки, показушки
К вечеру вызвездило, ночью морозцы хрустнули, а утром выпал на землю первый снег.
Лесные жители его по-разному встретили. Старые звери да птицы поежились, прошлую студеную зиму вспомнили. А молодые — ужасно удивились, потому что никогда еще не видели снега.
На березе молоденький Тетерев сидел, на тонкой веточке покачивался. Видит — падают с неба мохнатые снежинки.
— Что за че-чепуха? — забормотал Тетерев. — Бе-белые мухи летят, над землей кружат, не гудят, не жужжат, не кусаются…
— Нет, родимый, это не мухи! — сказал старый Тетерев.
— А кто же это?
— Это наши укрыву́шки летят.
— Какие такие укрывушки?
— Они землю укроют, — отвечает старый Тетерев, — одеяльце тепленькое получится. Мы ночью под это одеяльце нырнем, будет нам тепло и уютненько…
— Ишь ты! — обрадовался молодой Тетерев. — Скорей бы попробовать, хорошо ли под укрывушками спится!
И стал ждать, когда на земле пуховое одеяло расстелется.
Под березами, в кустарничке, молоденький Зайчишко день коротал. Вполглаза подремывал, вполуха прислушивался. Вдруг замечает — спускаются с неба мохнатые
