Наши заповедники - Георгий Алексеевич Скребицкий

Невдалеке от меня по дорожке идет обезьяна. Она идет не так, как все, — не на четырех ногах, а только на трех; четвертую, переднюю лапу подгибает к груди и песет на ней довольно большого детеныша.

— Ишь, лентяй! — неодобрительно говорит Марфа Сергеевна. — Здоровенный такой, а сидеть у матери на спине не хочет, — вот и приходится таскать его ла руках.

— Какая заботливая! — сказал я.

— Эта-то очень заботливая, — ответила Марфа Сергеевна, — только не все такие. Есть ох какие лентяйки! Да вот хоть на ту поглядите.

Я взглянул, куда указывала Марфа Сергеевна.

На дорожке сидела обезьяна с детенышем. Малыш пищал, хватался ручонками за мать, но та, видимо сердясь, оторвала его от себя, посадила на землю, а сама отскочила в сторону. Малыш, собрав все силы, сделал к ней шаг, другой и с радостным урчаньем ухватился за мать. А она вновь оторвала его от себя и опять отскочила прочь.

— У-y, безобразница! — рассердилась Марфа Сергеевна. — Да разве такой крохотный может сам бегать? Ему ведь только пятый денек пошел.

— Почему же она его на землю сажает? — спросил я.

— Потому что лентяйка, носить на груди не хочется. Вот и учит ходить.

— А сколько дней они обычно детеныша на груди носят?

— Да если хорошая мать, до двух недель протаскает. А вот такая лентяйка иной раз и на третий день обучать начнет.

Неожиданно Марфа Сергеевна прервала свою речь и, усмехнувшись, показала пальцем в сторону:

— Глядите, глядите, что сейчас будет…

Из-за кустов к ленивой мамаше подходил вожак. Вид у него был крайне недовольный. Но лентяйка так занялась детенышем, что совсем проглядела опасность. Подойдя вплотную, вожак отрывисто крикнул, отшвырнул нерадивую мать, а детеныша взял сам и понес.

Как же встревожилась обезьяна-мать! С жалобным криком она побежала за самцом, явно «умоляя» отдать детеныша. Но вожак даже не оглянулся.

— И поделом ей! — удовлетворенно заметила Марфа Сергеевна. — Не мудри над ребенком. Вот он теперь проманежит ее часок-другой, а потом вернет сыночка. Да еще, пожалуй, трепку хорошую даст, чтобы впредь умнее была.

Самец с малышом, сопровождаемый наказанной обезьяной, неторопливо шел по дорожке мимо лестницы. На верхней ее ступеньке сидела еще одна обезьяна, тоже с детенышем, только с более крупным, очевидно, постарше. Неожиданно обезьяна-мать спрыгнула на одну ступеньку пониже. Очутившись один, ее малыш запищал, забеспокоился. Но вместо того чтобы вскочить обратно и взять его с собой, обезьяна встала на задние лапы, ухватила детеныша за руку и стала тянуть вниз. Послышался истерический крик. Малыш в ужасе изо всех сил уцепился за ступеньку. Однако мать продолжала его тащить.

Еще миг и детеныш, потеряв последнюю точку опоры, летит вниз.

Мать ловко подхватывает его и, одобрительно урча, сажает рядом с собой. Через секунду повторяется то же самое: обезьяна-мать вновь прыгает на ступеньку ниже и тянет к себе отчаянно орущего малыша.

Мурей приостановился и внимательно поглядел на всю эту сцену. Я был уверен, что он сейчас же заберет и второго детеныша. Но самец посмотрел и спокойно пошел дальше.

— Почему же он его тоже не взял? — удивился я.

— Зачем же брать? — ответила Марфа Сергеевна. — Тот ребенок уже большой. Его мать обучает лазить. Мурей — он молодец, зря никогда не ввяжется. Он сразу видит, где нелады, а где все хорошо. При нем в стаде порядок, все его слушают, все уважают.

— А бывают такие случаи, когда в стаде непорядок?

— Конечно, бывают. Вот в сорок девятом году, помню, у нас в стаде не было самца — одни самки, всего штук восемьдесят. Из них часть гамадрилов, а часть анубисов. Всем стадом командовала старая самка анубис, по кличке Нуну. Потом в стадо подсадили самца-гамадрила — Мурея. И что же вы думаете? Нуну не захотела ему подчиняться.

Вот тут и все стадо разделилось надвое: гамадрилы — с Муреем, а анубисы — с Нуну. Дело пошло в разлад. Мурен по-своему командует, а Нуну — по-своему. Мурей рассердится, начнет ей грозить, шлепает рукой по земле, «страшные глаза» делает, а Нуну хоть бы что. Мурею, сами поймите, обидно: как же это — у него в стаде и такой непорядок! Он, значит, прямо к пей, хочет трепку дать, а Нуну не уступает, сама в драку лезет. Тут уж ссора не на шутку пошла. Не угляди, так и загрызут друг друга. Беда еще в том была, что у Нуну на ту пору детеныш родился, она его на груди таскала.

Вот как-то поссорились они, схватились драться, Мурей в сердцах и покусал ее малыша. Пришлось детеныша отсадить в отдельную клетку, чтобы полечить, и мать вместе с ним отсадили, потому, как детеныш еще маленький был, грудь сосал. Потом, когда он совсем выздоровел, Нуну опять в стадо пустили, и снова получился скандал с Муреем.

Так мы, почитай, целый год бились и не сумели их помирить. Все-таки, в конце концов, пришлось Нуну отсадить отдельно. Тогда в стаде и порядок наладился.

— А это что же — больная? — спросил я, указав на одну из обезьян, как-то понуро сидевшую в сторонке.

— Нет, это наша Бабка, самая старая из всех. Она у нас здесь с двадцать восьмого года. Скоро тридцатилетие ее праздновать будем, — улыбнувшись, сказала Марфа Сергеевна.

Я подошел поближе к «почтенной старушке». Но она даже не обернулась в мою сторону, а продолжала сидеть так же тихо.

Вдруг одна из молоденьких обезьян подкралась сзади к Бабке и дернула ее за хвост — дернула и отскочила. «Старушка» не рассердилась, не бросилась за обидчицей, а только пересела на другое место. Но я тут молодежь не оставила ее в покое. Обезьянки сейчас же разыскали ее на новом месте, начали прыгать ей кто на спину, кто на голову. «Старушка» кричала, грозилась и делала «страшные глаза», однако не укусила ни одну из назойливых проказниц.

Самое же досадное было то, что другие взрослые обезьяны смотрели на такую забаву весьма одобрительно и даже явно подзадоривали озорную молодежь.

Не знаю, сколько бы времени продолжалась эта потеха, но она, видимо, не понравилась вожаку. Он обернулся к зачинщикам потасовки и сделал «страшные глаза». В один миг озорники бросились врассыпную, порядок был восстановлен, а Бабка, облегченно вздохнув, поудобнее уселась греться на солнышке.

Я не успевал оглядываться по сторонам, боясь пропустить что-нибудь интересное.

Вот одна мамаша лезет рукой в рот малышу. Марфа Сергеевна поясняет мне:

— Это он, значит, орех запихнул себе