Фасциатус (Ястребиный орел и другие) - Сергей Александрович Полозов
Вот и получается, Лиза, что твой образ и все прочие образы — это как лежащие на столе любимая книга в знакомом тисненом переплете, книга, которую с удовольствием перечитываешь по многу раз, а рядом с ней — мимолетные красочные журналы, поражающие качеством полиграфии ненатурально-идеальных иллюстраций.
Когда все путем, все на своих местах и все движется, невозможно удержаться от соблазна, чтобы, плюхнувшись после мирских мотаний перевести дух, не полистать экзотически-притягательные картинки.
Но вот если что-то не так или в чем-то туго, и все буксует, и свет не мил или если вдруг о главном подумается, то в такой момент даже от случайно брошенного взгляда на яркую журнальную обложку откровенно мутит. И тянет к той самой заветной книге, которую берешь в руки и уже от одного этого в душе разливается успокоение и начинает замешиваться уже не просто магический, а Самый Главный Вселенский Раствор; начинают вновь пробуждаться казавшиеся исчерпанными силы. Потом открываешь ее, либо случайно, наугад, либо на оставленной в прошлый раз закладке, либо заново с первой страницы, и начинаешь переживать ее снова, поражаясь непреходящей новизне, сродству ее ауры твоим собственным электронам, своей от нее зависимости и нежеланию когда-либо читать что бы то ни было еще.
А поднабравшись от знакомых страниц утешения и поддержки (без которых — хоть в петлю), заново встаешь, расправляя, блин, вновь ставшие широкими и надежными плечи; вновь смотришь на далекий горизонт мужественным стальным взглядом (круто играя желваками на скулах); вновь ощущаешь силу в своих (опять мужских и надежных) руках; вновь не роняешь уже (скупую мужскую) слезу; и вновь непроизвольно, дрын зеленый, заглядываешь под диван: не там ли закинутый куда-то накануне журнал?..
И ты знаешь, что примечательно? Как раз перед нахождением гнезда фасциатуса в Копетдаге в 1892 году Зарудный радикально изменил всю свою жизнь, переехав из Оренбурга в Псков. И знаешь почему? Спасался от нависшей над ним женитьбы на какой-то из оренбургских красоток! Эх!..
Говорят, не чурался Николай Алексеевич дамского общества… Так-то вот… А иначе и быть не могло, это сразу чувствуется, когда читаешь, как он про птиц пишет. Сильно пишет, ярко и ласково».
Зеленые усы
На пути попадается тамариксовая роща… Птиц здесь найдено множество…
(Н. А. Зарудный, 1892)
Там же подряди строителей и мастеров и скажи, что им предстоит возвести небывало прекрасный город.
(Хорасанская сказка)
«27 апреля. …Двигаясь вниз по Сумбару, в тугаях около совхозной фермы с простым туркменским названием «Комсомол», нашел огромную колонию черногрудых воробьев (похож на обычного городского, но с черной грудкой).
Во всей округе стоит непрекращающийся гвалт тысяч птиц. Идет строительство гнезд: из зеленых стеблей травы птицы повсеместно вяжут на кустах сферические гнезда с круглым боковым входом. Зеленая трава гибкая, удобна для строительства, а потом высохнет и гнездо превратится в легкую, прочную, упругую и надежную постройку, защищающую и от палящего солнца, и от холодного ветра.
Ежесекундно от колонии на соседнее поле струится непрекращающийся поток птиц, летящих за материалом для гнезд, а им навстречу — такой же поток птиц, несущих в клювах длинные зеленые травинки. От реки к полю летят просто воробьи, а от поля к реке — воробьи с зелеными усами».
Саксетания Копетдагская
Перевернув по дороге… не менее тысячи камней, мне удалось найти лишь нескольких жучков и мурашек, но и те были мертвыми…
(Н. А. Зарудный, 1916)
Такого страшилища мне нигде и никогда не доводилось видеть! …Я должен непременно узнать, что он здесь делает и где его обиталище…
(Хорасанская сказка)
«5 мая. Привет, Чача!
Пишу на Сюнт-Хасардагской гряде — прямо на камнях, где остановился, возвращаясь из маршрута.
Спускаясь вниз по сухому щебнистому склону, вдруг попал на зыбучий его участок и медленно пополз вниз, увлекая за собой камни в метре вокруг. Потерял равновесие и сел на еще ползущую вниз щебенку, лениво переводя дух и решив осмотреться, благо никуда не тороплюсь.
На северном склоне хоть и нет густой тени, но все же не так жарко, как на прямом солнцепеке. Решив немного посидеть, посмотрев на округу в бинокль, я стащил с себя лямку саквояжа и поставил его рядом на камни. И в этот самый момент один из обломков щебенки вдруг отскочил от меня на полметра.
Честно говоря, даже будучи от природы субъективным идеалистом, я все же не люблю, когда камни сами по себе прыгают… Смотрю — ничего. Присматриваюсь внимательнее и вдруг вижу, что один из кусков щебня привстает на толстеньких ножках и медленным основательным шагом направляется в противоположную от меня сторону… Саксетания!
Среди всех саранчовых, от певучих сверчков и длинноусых кузнечиков до огромной всепожирающей саранчи, саксетания — мой любимый зверь. Представь себе серо-коричневого кузнечика сантиметров пять длиной, без крыльев и без усов; тяжеловесного, корявого; с мощным бизоньим горбом, с толстыми ногами; с шершавыми покровами, по цвету и текстуре точно напоминающими кусок щебенки, и ты получишь это удивительное насекомое, обитающее только в Копетдаге.
Во всем облике этого копетдагского эндемика отчетливо просматривается такая основательность, устойчивость и неторопливость, что, глядя на него, невольно чувствуешь, что это создание ощущает себя весьма уютно на этом неуютном склоне.
Обитая в засушливых горах, саксетания великолепно приспособилась к этим негостеприимным условиям: внешний вид в точности соответствует виду окружающих камней, если она не двигается, то и в упор не отличишь (даже сидя, она умудряется расположить тело так, чтобы ее не выдала падающая от солнца тень).
У самца, которого я держу в руках, внутренние части задних ног ярко-синие; не знаю как, но насекомые явно используют это при общении с себе подобными. Крыльев у этого пустынно-каменистого мини-танка нет, летать не может, ходит пешком по небольшому пятачку своего местообитания, а в случаях крайней опасности неохотно прыгает. Я своего знакомца после первого прыжка прыгнуть больше уже так и не заставил, даже подталкивая
