Нефритовая лиса - Крис Велрайт
— Где… шаманка? — хрипло выговорила Ицин, с трудом приподнявшись на локтях.
Стражник фыркнул, хмыкнул и наконец поднял на неё взгляд.
— Какая ещё шаманка? — с издевкой спросил он. — Перепутала сон с явью, девка?
Поднимайся и жри, пока тёплое. Это твоя последняя еда.
Он уже развернулся, но, уходя, бросил через плечо:
— Суд будет коротким, а казнь — мучительно долгой.
И противно засмеялся, с явным наслаждением.
— Уже делают ставки, знаешь ли. Сколько ты продержишься. Не подведи, девка. Я на тебя много поставил.
Ицин осталась одна.
Она смотрела на еду, но не чувствовала голода. В груди медленно нарастал страх. Всё, что она пережила лишь сон? Иллюзия? Видение перед смертью?
Никаких костров. Никаких духов. Никакой сделки.
Она дрожала, не от холода, а от ощущения, что её время почти вышло. Что вот-вот всё закончится. Ей было страшно, как в ту ночь, когда она поняла, что её увозят не в храм, а в бордель. Только сейчас уже некуда бежать.
— Успокойся. Я здесь.
Ицин резко подняла голову, обвела взглядом камеру, всматриваясь в углы, в тени, в стены. Но ничего не изменилось. Был только голос, ленивый и тягучий.
— Помоги мне, — прошептала она, — помоги… ты обещал.
— Будь спокойнее, — ответил голос в ее голове. — Твои эмоции… слишком удушливые. Я обещал. Я помогу.
— Я в тюрьме, — начала Ицин, торопливо, сбивчиво. — Меня обвинили… я…
— Я всё знаю. Ты не расскажешь мне ничего нового. Но если хочешь, то это я могу рассказать тебе всё, что ты не знаешь.
Она замерла.
— Меня больше интересует, как выбраться отсюда.
— А что потом? — спросил он. — Ты ведь хочешь отмщения, я прав?
— Да, — тихо проговорила Ицин, ощущая уже знакомую злость и ярость. — Я хотела бы их всех уничтожить.
— Даже так… — послышался тихий смех существа. — Прям уничтожить? Хорошо. Я запомню.
Ицин стало немного жутко от его слов. Было в них что-то такое, от чего по коже бежали мурашки. Смех звучал мягко, даже приятно для слуха: в нём не было резкости или злобы. Он был глубоким, тягучим, будто переливался, завораживал, как тёплая мелодия в ночи. Но за этой приглушённой приятностью скрывалось иное, угроза, спрятанная в улыбке. Это был смех того, кто знает слишком много, кто смеётся не с тобой, а над тобой, а ты всё равно не в силах отвести ухо.
— И ты уверена, что знаешь, кому и как мстить? — продолжило существо. — Или, может быть, сначала выслушаешь меня? Я был рядом почти всё время.
— Ты был рядом? — прошептала она, поражённая.
Внутри пронеслась мысль: почему тогда ни разу не помог?
— Я помогал.
— Как же? — спросила Ицин, почти с вызовом. Ей не нравилось, скрытая в голосе интонация насмешки. — Как это ты «помогал»? Где ты был, когда меня предавали, продавали, судили? Где твоя помощь?
— А кто подсказал тебе воспользоваться булавкой, когда ты оказалась с Шу Чао?
Ицин прищурилась.
Воспоминание всплыло слишком отчётливо. Но теперь, когда голос произнёс это, она почувствовала дрожь в груди. Было ли это действительно её решение?
— Это… были мои мысли, — пробормотала она, неуверенно.
— Мысли, — усмехнулся голос. — Твои? Или вложенные? Ты знаешь, как часто человек принимает чужое за своё? Я был рядом. И подталкивал, когда нужно. Я не твой спаситель, но я твой свидетель. Я видел всё, что с тобой делали, и я знаю, что тебе нужно.
— После этого всё и пошло под откос, — недобро ответила она. — Не помощь, а вредительство. Если бы не это, ничего бы, может быть, не случилось.
Ответ пришёл без раздражения. Спокойный, даже почти ироничный:
— Это было лучше, чем если бы он воспользовался тобой. Тогда всё закончилось бы сразу. И плохо. А так… ты ещё протянула. Немного. Я дал тебе выбор. Дал возможность наиграться в жизнь и свободу воли. Но даже я не в силах идти против клятвы, данной твоей матерью. Судьба вела тебя к духам.
Ицин помолчала. Поджала губы.
— То есть… к тебе?
— Да, ко мне. — ответил он без пауз и без колебаний.
— Другим духам ты сразу не понравилась. — продолжил голос. — Больно ты уж… бедовая. Слишком дерзкая, слишком упрямая. Даже для тех, кто питается болью. Им такие поперёк горла.
Ицин устало усмехнулась. Она больше не чувствовал страха перед ним. Может это он так хотел, а может, она просто устала бояться.
— А тебе не поперёк?
— Нет. Мне такие и нужны.
— Для чего? — спросила Ицин, прищурившись. — Для чего тебе я, в мире людей?
— Для того, чтобы у меня был слуга, — ответил голос без тени колебания. — Тот, кто действует от моего имени. Виден, слышен, но неузнаваем.
— Зачем духу слуга в мире людей? — не отступала Ицин.
Наступила короткая пауза, и в ней голос изменился, стал тише, гуще, словно опустился ниже.
— Я не говорил, что я дух.
Ицин затаила дыхание. В голове уже созрел вопрос, рвался с губ: тогда кто же ты? Но прежде, чем она успела произнести хоть слово, голос перехватил её мысль. Он не оставил места для расспросов. Ловко, почти лениво, перешёл на другое, как будто разговор о его сути был незначительным, пустым. Будто это Ицин ошиблась, зацепившись за неважное.
— Давай вернёмся к тебе, — сказал он так буднично, что её вопрос утонул, словно и не существовал. — Для начала послушай, как всё было на самом деле. Ты верно думала, что Чжэнь тебя подставил. Но ты не знала, насколько и когда всё началось.
Он выдержал паузу, и Ицин ощутила, как её собственное любопытство, а о том, кто это существо размывается, тонет в его словах, уступая место новой жажде узнать правду о семье.
Он действовал точно и умело, словно хищник, что знает: лучший способ загнать добычу глубже это отвлечь её другим запахом, другим страхом, другой жаждой.
— Тот тивийский торговец, за которого тебя хотели выдать… Чжэнь знал его давно. Много лет, — продолжал голос. — Он был партнёром твоего отца, и Чжэню самому не раз приходилось вести с ним





