Цветочная сеть - Лиза Си
До последнего десятилетия XX века коренной пекинец мог пересечь город, не покидая границ хутунов. Но в тот год, когда в столицу приехал Дэвид Старк, земля в городе стоила под 6 тысяч долларов за квадратный метр. Хутуны внезапно показались устаревшими. Сотни и тысячи старых домов отметили иероглифом «на снос», нанесенным белой краской. По крайней мере две трети старых кварталов планировали убрать, чтобы расчистить место под новые многоэтажки. Местным — которые, разумеется, не имели прав на владение землей — велели паковать вещи, после чего выдали новый вид на жительство и расселили в высотках на окраине растущего города. Многие семьи без сожаления расставались со старыми домами, радуясь возможности покинуть тесные многолюдные кварталы и полуразрушенные строения с удобствами на улице.
К концу века, согласно планам энергичных столичных застройщиков, уничтожения удастся избежать только трем кварталам хутунов. Два из них лежат к востоку от императорских озер Шича[26] и Бэйхай. Третий находится к западу от Запретного города и комплекса Чжуннаньхай, где обитают коммунистические лидеры.
Лю Хулань жила в доме предков своей матери — в традиционном дворике, надежно спрятанном в хутуне у озер Шина. Дом принадлежал семье матери Хулань на протяжении многих веков. Поколение за поколением род Цзян славился знаменитыми артистами — акробатами, кукловодами, солистами Пекинской оперы. Но после падения маньчжуров семья оказалась в затруднительном положении. Мать Хулань, Цзян Цзиньли, — молодая, красивая, талантливая — в конце концов сбежала, чтобы присоединиться к революции. В деревне она овладела крестьянскими танцами и песнями, взамен обучив местных жителей революционным гимнам.
К тому времени, когда она в 1949 году вернулась в Пекин с Мао и его войсками, семья Цзян то ли покинула пределы страны, то ли была выслана в отдаленную провинцию; возможно, все ее родные погибли. Но Цзиньли не раскаивалась: она собиралась выйти замуж за революционера. Ее жених, красивый, молодой и отлично проявивший себя в бою, также отвернулся от семьи. Партия простила им прошлое, но не забыла о нем. Отца Хулань назначили в Министерство культуры. Власти решили, что лучше всего молодоженам занять старый дом семьи Цзян, так как владения рода Лю уничтожили. Здесь Цзян Цзиньли послужила живым уроком для соседей. Ведь даже с самым буржуазным прошлым человек в новом Китае может быть реабилитирован благодаря своему трудолюбию и преданности революции.
Сейчас Хулань обитала здесь одна. После перипетий культурной революции родители переехали в квартиру. «Слишком уж много здесь плохих воспоминаний», — пояснил отец дочери, когда та вернулась из Калифорнии. Хулань попыталась жить с родителями, но через несколько недель вернулась в прежний дом. Ее прибытие заставило председателя месткома созвать собрание, чтобы обсудить историю Лю. Вскоре после этого несколько семей, без спроса захватившие дом во время длительного отсутствия хозяев, перебрались в более политически подходящие кварталы.
Постройку, которая теперь называлась жилищем рода Лю, возвели по традиционным китайским канонам. Внешне дом выглядел скромно, без единого намека на богатство или известность людей, обитавших за серыми стенами. Крышу покрывала изящно изогнутая по краям темно-серая черепица. Комплекс состоял из нескольких зданий, изначально предназначенных для разных поколений одной семьи и соединенных небольшими двориками и галереями. В это время года внутренние садики застыли от мороза, снега и сильного ветра, но весной и летом в тени под пологом ююбы, ивы и тополя расцветали глицинии, а в углу, возле старой летней кухни, созревали мясистые плоды хурмы.
Единственное, что отличало усадьбу Лю от соседних, — украшение над воротами. В большинстве домов над входом красовалась резная каменная кладка, иногда возрастом в несколько веков, на которой можно было различить символы, по которым определяли социальный статус и профессию хозяев. Часто над центральными воротами вешали традиционные изречения и благопожелания: «Ом мани падме хум»[27], «Счастье приходит в дом», «Десять тысяч благословений», «У дерева есть корни». В прежние времена над входом в жилище Цзян висело конфуцианское изречение о гармонии семейных отношений и процветании, и Хулань никак не могла избавиться от воспоминаний о той ночи, когда каменная кладка была разбита на куски. В отсутствие хозяев жильцы повесили транспарант «Да здравствует председатель Мао!». Хулань так и не удосужилась его снять.
В их доме многое изменилось с тех пор, как Хулань впервые покинула его в 1970 году, чтобы вместе со своими ровесниками отправиться в сельскую местность — «учиться у крестьян». Два года спустя она вернулась в город на пару дней. Этого времени вполне хватило, чтобы своими глазами увидеть, сколько сокровищ семьи уничтожено или конфисковано, и уехать на учебу в Калифорнию, прихватив на память пару вещиц. Когда Хулань вернулась в Китай в 1985 году, она обнаружила, что и оставшееся имущество разрушено или продано. О былой красоте усадьбы напоминали лишь парные экраны династии Мин над окнами с богатой резьбой в виде китайских львов[28].
После возвращения Лю Хулань прежде всего пришлось обратиться с просьбой вернуть конфискованное имущество. Долгие месяцы она обивала пороги, и наконец ей вручили несколько ящиков. Открыв их, Хулань обнаружила наряды матери: сценические костюмы, повседневные платья, роскошные вечерние туалеты. Еще нашлось несколько фотографий, пара миниатюрных семейных портретов, написанных на стекле много веков назад, и два свитка с изображениями предков. С тех пор Хулань прочесывала антикварные салоны и блошиные рынки, восполняя утраченную обстановку, и теперь дом украшала мебель эпохи Мин с простыми чистыми линиями и прекрасный тонкий фарфор.
Этим утром, подбрасывая уголь в печки на кухне и в гостиной, заваривая чай в чайнике с изображением хризантем и выкладывая в небольшую тарелку соленые сливы, Хулань слышала, как оживает хутун. За дальней стеной дома, как всегда по утрам, раздавались приглушенные голоса семейства Цинь. Хулань представила, как супруга господина Циня, привычно придерживая одной рукой ребенка у плеча, помешивает другой рисовую кашу, а сам он нарезает кусочки маринованной репы, чтобы добавить в кашу для вкуса.
Хулань практически научилась определять время и день недели по появлению в хутуне уличных торговцев. Первым, чей голос она слышала каждое утро, был разносчик тофу, торговавший спозаранку. К тому времени, когда она собиралась отправиться на работу, продавец черносливового
