Цветочная сеть - Лиза Си
Дэвид откашлялся, отвернулся и сказал:.
— Инспектор Лю, мы на вашей территории, и это ваше расследование. — А потом продолжил уже неофициально: — Что предлагаешь делать дальше?
— А что бы ты сделал на моем месте?
— Думаю, стоит начать с родителей.
— Посол Уотсон сложный человек.
Дэвид пожал плечами:
— Он политик. Кроме того, придется допустить, что он далеко не глуп. Ситуация очень необычная, но я надеюсь, что Уотсон все поймет правильно и встретится с нами. А как насчет матери мальчика?
— Думаю, лучше опрашивать миссис Уотсон без мужа, но я не уверена, можно ли это устроить. Ее муж, похоже, слишком жестко все контролирует.
— Друзья?
— Я не знаю никого из друзей юноши, но я их и не искала.
— Не очень-то на тебя похоже. — Слова слетели с губ раньше, чем Дэвид успел их обдумать.
Снова повисло неловкое молчание. Наконец Хулань произнесла:
— Как говорится, трава клонится туда, куда дует ветер. В Китае я делаю то, что мне говорят. Я подчиняюсь своему начальству, особенно в политических вопросах. Понимаешь? — Она помолчала и продолжила: — Я ждала твоего приезда, чтобы поговорить с семьей Гуан Хэнлая.
— Что можешь рассказать о Гуан Минъюне?
— Важный бизнесмен. Ты бы сюда не приехал, если бы не он.
— Его сына считают красным принцем?
— Мне не нравится этот термин.
— Тем не менее…
— Тем не менее так и есть, — согласилась Хулань.
Вечерело. Из-за сгущающихся облаков, не пропускающих солнечный свет, в кабинете становилось все темнее и холоднее. Хулань включила настольную лампу и попыталась найти другую тему для разговора, но они уже досконально обсудили расследование, а для воспоминаний место было не самым подходящим.
— Как ты думаешь, чем мне сейчас лучше заняться? — спросил Дэвид.
— Пусть Питер отвезет тебя обратно в отель. — Дэвид было покачал головой, но Хулань продолжила: — Ты же в Китае. Я сама назначу встречу. — Она встала и протянула руку: — До завтра?
— Хулань…
— Значит, договорились, — прервала она Дэвида, нехотя высвобождая ладонь, затем подошла к двери, открыла и придержала ее: — Я оставлю сообщение о времени встречи на стойке регистрации отеля.
Питер, который ждал прямо за дверью, вскочил, быстро переговорил с Хулань на китайском, а затем повел Старка через лабиринт коридоров и лестничных клеток во двор. А Хулань в своем кабинете прижалась спиной к закрытой двери, пытаясь восстановить дыхание.
♦ ♦ ♦К тому времени, как Хулань покинула министерство, совсем стемнело. Она застегнула пальто, спасаясь от холода, и накинула на голову шарф. Остальные сотрудники спешили к своим велосипедам. Хулань знала, что коллеги специально держатся на расстоянии, чтобы не общаться с ней, пока она идет вдоль парковки.
Она поддернула юбку и перекинула ногу через раму серебристо-голубого велосипеда марки «Летящий голубь». Выехав за пределы комплекса, Хулань смешалась с толпой соотечественников, возвращающихся домой. По сравнению с истеричным вождением Питера это движение казалось мирным. Плавный, почти бесшумный ритм ее велосипеда среди сотен других превратился в успокаивающую медитацию.
Останавливаясь на светофорах, она наслаждалась редкими моментами, когда могла наблюдать за жизнью города. На углу стояла повозка с засахаренными райскими яблочками на бамбуковых шпажках. На другой стороне перекрестка уличный торговец жарил ароматные полоски маринованной свинины. Вокруг ларька собралась небольшая очередь: люди выливали остатки лапши из эмалированных мисок, прежде чем вернуть пустую посудину хозяину закусочной.
Хулань припарковала велосипед перед одним из новых многоквартирных жилых домов, поднялась на лифте на пятнадцатый этаж и постучала в дверь в конце коридора. Горничная проводила Хулань в гостиную. Мало что здесь могло рассказать об обитателях квартиры. Диван был накрыт покрывалом из полиэстера с цветочным узором. Несколько невысоких стульев теснились вокруг низкого журнального столика. В плетеных корзинах собирали пыль пластиковые растения. На стенах висели явно западные пейзажи, написанные маслом.
Женщина в инвалидном кресле смотрела в окно.
— Как она сегодня? — спросила Хулань у горничной, снимая пальто. Жарким комнатам новых квартир и гостиниц в западном стиле, которые в последние годы росли как грибы после дождя, она предпочла бы холод старых зданий, как в ее хутуне, пусть и с общими санузлами.
— Спокойно. Без изменений.
Хулань пересекла гостиную, присела на корточки рядом с инвалидной коляской и заглянула в лицо матери. Цзян Цзиньли уставилась в одну точку прямо перед собой. Хулань осторожно потянулась к ее руке. Кожа казалась прозрачной, и Хулань провела пальцами по тонким венам.
— Привет, мам.
Ответа не последовало.
Хулань пододвинула фарфоровый садовый стул, уселась и начала рассказывать, как прошел день:
— У меня был интересный посетитель, мама. Думаю, ты помнишь, как я рассказывала о нем раньше.
Хулань продолжала говорить, будто и мать была вовлечена в беседу, потому что иногда — после долгих часов или даже дней полного молчания — Цзиньли становилась весьма разговорчивой. В такие моменты, хотя это случалось очень редко, Хулань обнаруживала, что довольно большая часть ее монологов просачивалась в сознание матери.
В детстве Хулань восхищалась красотой матери, а иногда даже немного завидовала ей. После стольких лет и пережитых несчастий Цзиньли все еще выглядела почти так же, как и в те времена, когда была молодой женой подающего надежды чиновника, назначенного в престижное Министерство культуры. Хулань помнила, как мать любила одеваться в яркие цвета — пурпурный, изумрудный, насыщенный синий, — выделяясь на фоне серой массы людей, которые собирались в доме семьи Лю, чтобы весь вечер петь народные песни или арии из Пекинской оперы, пить маотай[30] и закусывать пельменями. Она помнила, как отец приглашал друзей вроде господина Цзая, которые умели играть на старинных инструментах и могли аккомпанировать Цзиньли, пока та пела о безответной любви. И еще Хулань помнила, как отец сидел, не шелохнувшись, и слушал жену; как дрожал мамин голос, а глаза светились любовью к супругу.
Хулань дорожила воспоминаниями о том, как друзья родителей сажали ее на колени и со смехом нашептывали на ухо: «Твои мама с папой как пара палочек