Uncharted: Четвёртый лабиринт - Кристофер Голден

— Откуда мой отец это знал? — спросила Джада, вперившись взглядом в мачеху.

Оливии удалось изобразить печаль при упоминании покойного мужа, но Дрейк знал, что это вполне могло быть лишь частью её маски.

— Изучая исторические истоки мифов, связанных с лабиринтами, он разработал теорию, что критский царь Минос и Мидас были одним и тем же человеком…

— Это мы уже поняли, — прервал её Дрейк. — Но археолог в лабиринте Себека считает, что алхимиком был не Мидас, а Дедал.

Оливия прищурилась и ухмыльнулась.

— Какой вы сообразительный!

Джада фыркнула.

— Алхимии не существует.

Тем временем Хенриксен прислонился к стене, поморщившись от боли в ране.

— Тогда откуда взялось всё это золото?

— Не от магии, — ответила Джада. — И даже не из какой-то псевдонауки. Нельзя создать золото.

— Может быть, и нельзя, — заметила Оливия. — Вероятно, нет. Ваш отец считал, что Дедал, должно быть, был каким-то шарлатаном, но он не отбрасывал эту версию, поскольку другого объяснения у него не было. И чем больше он изучал Дедала и алхимию, тем больше он начал замечать другие связи, также не поддававшиеся объяснению. Существовали истории о древнем алхимике Останесе…

— Он был персом, — вставил Дрейк. — Конечно, в их биографиях были сходства. То же самое с Сен-Жерменом и ещё полудюжиной других. Все они были алхимиками. Половина того, что они делали, сводилось к созданию иллюзии, будто у них есть способности, которых на самом деле не было, — всё ради таинственной, мистической ауры. Все они утверждали, что бессмертны. Фульканелли даже заявлял, что он и есть Сен-Жермен.

— А что, если это так и было? — спросила Оливия.

— Серьёзно? — фыркнул Дрейк. — Да у вас не все дома.

Хенриксен хотел было что-то сказать, но не успел произнести и полслова, как далеко вверху раздался грохот и гул, и весь зал затрясся. По потолку прошла рваная трещина. Посыпалась пыль и обломки, с полки упал и разбился вдребезги один из сосудов.

Оливия закричала и вжалась в стену, а Дрейк схватил Джаду и рванул к выходу. Сын Нико испуганно и удивлённо оглянулся, но не стал их останавливать, когда они присоединились к нему в коридоре. Там они замерли, не зная, что делать дальше. Гул продолжался — скрежещущий рёв доносился издалека, но был достаточно громким, чтобы его приглушённый грохот достиг их, несмотря на то, как глубоко они забрались в подземный лабиринт.

Оливия, пошатываясь, шагнула к Хенриксену, и тот обнял её, словно защищая.

— Это вулкан? — прокричала она, глядя на Нико.

Старик-грек не двинулся с места. Казалось, он смирился с любой судьбой, что его ждала. Он сощурился, пытаясь понять природу шума наверху.

Затем гул стих, и с потолка посыпались последние песчинки. Что бы это ни было, оно закончилось так же внезапно, как и началось.

— Был бы вулкан, мы бы уже были мертвы, — пробормотал невысокий коренастый громила. — Это крепость.

Хенриксен метнул в него мрачный взгляд.

— Корелли, что скажешь?

Коренастый мужчина, Корелли, посмотрел на него; в его глазах была тёмная уверенность.

— Взрывчатка, мистер Хенриксен. Эти козлы обрушили на нас всю крепость. Мы отсюда никуда не денемся.

— О боже, — прошептала Оливия. Её взгляд стал затравленным. — Я не могу здесь умереть. — Она огляделась по сторонам, словно ожидая, что стены вот-вот начнут сдвигаться.

Дрейк нахмурился, качая головой. Не может быть! Он даже не мог позволить себе до конца это осмыслить. Люди в капюшонах использовали взрывчатку, чтобы уничтожить остатки крепостных руин и запереть их здесь? Они же пользуются кинжалами. Это убийцы из другой эпохи, у них всё построено на скрытности и тайне. Взрывчатка?

Но другого объяснения не было. Не похоже, чтобы Хенриксен запер самого себя здесь добровольно.

— Что нам делать? — спросил сын Нико; его греческий акцент стал сильным и паническим. Он смотрел не на Дрейка или Хенриксена, а на своего отца. — Что нам теперь делать?

— Есть и другие выходы, — пробормотала Джада, поворачиваясь к Хенриксену. — Те люди в капюшонах — они ведь выбрались отсюда с моим крёстным, и они не пошли тем же путём, каким вошли мы.

Хенриксен дрожал, его взгляд метался по залу. Дрейк подумал, что другие, глядя на него, могли бы счесть, что его колотит от страха, но он-то понимал: этот человек был полон ярости оттого, что его заперли, оттого, что его воле воспротивились. Наконец Тир Хенриксен направил свой фонарь на огромную каменную плиту двери, ведущей в тайный проход в дальней части зала.

— Мы выясним, как открыть эту дверь!

— А что, если мы не успеем вовремя? — потребовала ответа Оливия.

— Есть и другой способ, — сказал Дрейк. Все повернулись к нему, и он указал на Оливию. — Только, пожалуйста, скажите мне, что ваш фотоаппарат водонепроницаемый.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Дрейк первым выскочил из китайского святилища. В стене коридора появилась трещина, а от опорных колонн в зале откололись куски камня, но он знал, что это сущие пустяки по сравнению с теми разрушениями, с которыми они столкнутся, если попытаются вернуться назад тем же путём. У них был лишь один шанс выбраться из лабиринта быстро — а может, он и вообще был единственный.

В первоначальном плане Дедала в этом тайном сердце лабиринта было четыре святилища. Два из них были разрушены, обвалившись в пещеру, образовавшуюся после землетрясения 1954-ого года. Теперь же от каменного пола откололся ещё больший кусок. Остальные с фонарями последовали за Дрейком, который подвёл их к самому обрыву. Внизу, словно водяные мехи, бурлило и пенилось море.

— Вы это серьёзно? — воскликнул Корелли. — И вы ещё говорили, что Оливия не в себе?!

Хенриксен метнул в него мрачный взгляд.

— Заткнись, идиот! Мы все можем здесь сдохнуть!

— Да уж. Хотелось бы этого избежать, — хмыкнул Дрейк.

Джада стояла у самого края пропасти. Нейт осторожно взял её за руку и оттащил на шаг-другой назад. Часть этого уступа уже обвалилась, а после взрыва могли образоваться новые трещины, сделав его ещё