Знак Огня - Артём Сергеев
И потому Слава разминался всерьёз, не каждый спортсмен так перед соревнованиями разминается, спину тут сорвать было легче лёгкого, а людей лишних нет, совсем нет, да и половина из тех, кто есть, не смогут ничем помочь просто по возрасту.
Не шли сюда работать молодые, совсем не шли, и их можно было понять, вот и держало начальство тут тех, кто был уже глубоко на пенсии, вот и смотрело сквозь пальцы на излишне вольное поведение, предпочитая не замечать ничего, работают, план выполняют, вот и ладно.
Пробовали, пробовали ведь приманить сюда высокими зарплатами и повышенными ранними пенсиями зумеров-бумеров, но не выгорело, тех от одного только вида нашего огнедышащего дурдома накрывало жестоким стрессом и глубокой депрессией, причём без дураков накрывало, всерьёз, и никакие это были не шутки.
Незаменимых же специалистов из ближнего зарубежья сюда арканом было не затащить, эти люди точно знали, с какой стороны у бутерброда масло, и наш завод популярностью у них совсем не пользовался. Как сказал мне один из них, смущённо улыбаясь, конечно, это лучше, чем на хлопке горбатиться, но ненамного, так что извините.
Вот и держались мы на старой гвардии, на местных уроженцах, да ещё спасали положение деревенские, хорошо хоть, с работой в окрестных сёлах было туговато.
— Ты как? — спросил я Славу, заметив, что он чуть пошатнулся, — справишься?
— Слушай, задолбал, — без всякой злобы, как другу или брату, ответил он мне. — Ну чего ты трёшься тут, а? У тебя своих дел, что ли, нету? Да я уже через двадцать минут буду как огурчик! С потом всё выйдет, даже запаха не останется!
— Ты-то будешь, — ответил я ему так же, — не сомневаюсь. Просто не то чего-то, с самого утра не то. Не предчувствие, нет, а как-то, не знаю даже, как сказать. С продавщицей вот поругался сегодня, к примеру. Но поругался — это мягко сказано, я ведь побить её хотел, причём так, чтобы всю морду в кровь, сам не знаю с чего. А с тобой даже рядом постоять приятно, отпускает немного, вот я и стою.
— О-о, — Слава стал совершенно серьёзен, — ну, тогда надо держать ухо востро! Но ты от себя дурные мысли-то гони, а то накаркаешь ещё!
— Шляпу надень, — сказал я ему, — соблюди ТБ, сделай мне приятность.
Славка психанул, отбросил крючки, схватил свою очень широкополую войлочную шляпу, сорвал с неё прозрачный щиток и каску, сделал из неё двууголку, на манер наполеоновской, и так же, на манер Наполеона, напялил её на себя.
— Так пойдёт? — ехидно улыбаясь, спросил он, но псих с него уже сошёл, и было это уже больше ради веселья.
— Так совсем молодец, — ответил я, улыбнувшись в ответ, — а Ратманов где?
— В бытовке, — пожал плечами Слава, — где же ещё ему быть, тормозу производства. Они же с Васькой сегодня на роторной, основняк до обеда загрузили, один короб остался, чего ему там делать? Печь крутится, Васька будет сидеть, в носу ковырять, ещё часа два, так что всё пучком, товарищ начальник.
— Нет, — сказал я, — не пойдёт. Ты вот что, слив начнёте, так ты Димку или Вовку на роторную отправь, втроём справитесь же?
— Справимся! — утвердительно кивнул мне он, — ну, если хочешь, давай так сделаем. И Вовку пошлю, наверное, он всё же пограмотнее чутка, школу закончил.
В этот момент сверкание и треск огромной электрической дуги в яме прекратились, конвейер дёрнулся, и первая тяжеленная чугунная изложница с грохотом сорвалась с верхней точки, ударившись об ограничитель, да поплыла вниз, в яму, за ней другая, в общем, слив начался.
— Ну ладно, — отвлекать Славу уже было чревато, — пойду. Вода у тебя есть?
— Есть! — и он крючком указал мне на незамеченный мной ящик, в котором лежало несколько бутылок минералки, её тут выдавали каждый день в цеху, каждому рабочему, минералку-то, для поддержания солевого баланса, а то ведь и до обморока недалеко. — И это, нынче вкусную выдали, заразу такую, возьми себе бутылочку, заместо лимонада!
Я кивнул ему, отказавшись от воды, и пошёл на роторную, проверить, как там и чего. Её должны были уже загрузить, и теперь она должна была просто вращаться в течении пары часов, расплавляя содержимое, ничего сложного или требующего моего присутствия.
Но Ратманов, старший на этой печи, в это момент спал или, ещё хуже, где-то догонялся, у сантехников или у электриков, а Васька, помощник его, встревожил меня тем, что к Славке после обеда обниматься полез. Видно, принял он за праздничным обедом всё же больше, чем надо, плохо на него влияет его старший, очень плохо.
Я шёл по цеху, лавируя между здоровенных коробов с сырьём и солью, белой и красной, по пять-семь тонн в каждом коробе, огибал стоящие шлаковницы в стопках, пустые и полные, и от полных пёрло таким едким, химическим дымом, что перехватывало дыхание. А ещё нужно было уворачиваться от снующих туда-сюда кранов, таскающих на грузовую платформу ёмкости с немного застывшей, но всё ещё очень горячей, отработанной солью, и под ноги смотреть, и по бокам — здоровее будешь.
Но, чем дальше я шёл, тем больше прибавлял шага, нервно оглядываясь по сторонам, ведь почудилось мне, на грани восприятия почудилось, через весь этот шум, гам и грохот, что там, на роторной, кто-то верещит жалобным, заячьим голосом, верещит так, как люди не кричат, в полном отчаянии и без надежды на спасение.
И я наддал всерьёз, как на стометровке, перепрыгивая рельсы и огибая короба, и выскочил на чистое пространство у роторной, и на секунду застыл, и похолодел.
Роторная, это была огромная бочка, и она лежала на боку, и крутилась на ободах, и были у неё отверстия по осям. С одной стороны в неё грузили сырьё и вставляли форсунку, а с другой стороны был дымоход, миксер, конвейер с изложницами, складирующий робот был, а не человек с крючками, да много всего там было, не важно.
Важным было то, что с первой
