Нефритовая лиса - Крис Велрайт

— Я кажусь вам дураком, наверное?

— На самом деле, — ответила Ицин, опуская взгляд в чашку, — я и сама не очень хороша во всём этом. Вы — первый мужчина, с которым я вот так разговариваю.

Ту Чжи замер. Его губы чуть приоткрылись, и в глазах загорелось нечто странное. То ли восхищение, то ли вожделение. Ицин уловила это. Ловко, мимоходом, точно так, как учила её Лотос.

— О… — выдохнул он. — Значит, для вас всё впервые?

В его голосе было что-то жадное, сдержанное, будто он вот-вот потянется к ней рукой, как ребёнок к цветку, который строго-настрого велено не трогать.

«Для него это главное?» — вдруг с холодком подумала Ицин. Ни её слова, ни музыка, ни общие книги, а именно это. Что она чиста. Что она первая. Эта мысль вдруг больно кольнула её. Лотос была права — весь этот вечер, все их слова были лишь предисловием к одному единственному моменту.

И вот он смотрит на неё не как на девушку, с которой ему легко и весело, а как на тайник, который хочется открыть. Даже не из интереса, а из жадности.

Она заставила себя улыбнуться. Прекрасно зная, что эта улыбка всего лишь маска.

— Да, всё впервые, — сказала она так мягко, что сама удивилась, сколько в её голосе смогло уложиться обмана и уязвимости одновременно. — И, знаете, я боюсь испортить этот вечер. Так хочется, чтобы он остался красивым.

И тут же заметила, как Ту Чжи, услышав это, словно расправил крылья. Ему польстило, что она боится испортить момент. Что она хочет быть для него особенной. Она увидела, как он немного выпрямился, как блеснуло в его глазах что-то победное.

«Вот и всё, — подумала она. — Первый крючок заглочен». Ицин улыбнулась, ощущая ликование.

Но вдруг Ту Чжи переменился в лице. Его взгляд метнулся, дыхание сбилось. Он чуть подался вперёд, сократил расстояние, словно собирался сказать что-то важное, доверительное, но вместо этого прозвучал сбивчивый, почти детский вопрос:

— Я что-то не так сказал? — Он резко наклонился ближе, и Ицин, инстинктивно вздрогнув, прикрылась веером, словно он был щитом. — Простите. Я глупец. Опять сказал какую-то чепуху. Вечно у меня так, всё нелепо выходит. Отец прав. Я никуда не гожусь в обществе.

Его голос задрожал. Ицин на мгновение растерялась. В его глазах было искреннее смятение, не напускное, не театральное. Ей даже стало его немного жаль. Казалось, он действительно хотел произвести впечатление, но всё рушилось под его руками, как глиняная статуэтка, что не выдержала дождя. Неужели во всем виновата ее улыбка?

— Нет, нет, не утешайте меня, — запротестовал он, когда она попыталась мягко что-то сказать. — Я знаю, я — болван. Даже подарка вам не принёс. Ведь нужен же подарок, да?

Ицин открыла рот, чтобы как-то возразить, но не успела. Он уже начал суетливо шарить по складкам своей одежды, потом потянулся к вороту, вынимая оттуда кошелёк. В её голове вспыхнуло: нет!

Она мгновенно представила, как он, краснея, роняет на стол деньги и на неё тут же оборачиваются десятки взглядов. Представила, как эти монеты, звонко выкатившись, раскатятся по полу. Как она станет той, кто просит.

И она решилась.

Молниеносно, почти без раздумий, Ицин коснулась его руки. Её пальцы легли на его запястье. Движение было мягким, но решительным.

Ту Чжи вздрогнул. Он застыл, будто его окатили холодной водой. Ицин тоже. Она внезапно почувствовала, как между их кожей пробежало напряжение. Сердце заколотилось быстрее, и всё её тело сжалось в тревожном ожидании.

Нельзя прикасаться первой, — всплыли в памяти слова Белого Лотоса. — Он должен быть тем, кто тянется. Иначе ты станешь для него слишком лёгкой добычей.

Но было уже поздно.

— Я… — прошептал Ту Чжи, и в его голосе появилась странная хрипотца. Он смотрел на неё пристально, даже с каким-то испугом. — Я снова что-то делаю не так, да?

Ицин резко отдёрнула руку. Её щеки вспыхнули жаром. На миг она потеряла нить. Всё, чему её учили, всё, к чему готовили разбивалось об эту неловкость.

Кто из нас играет? — подумала она. — Он или я?

Она отвела взгляд и улыбнулась, но вышло натянуто, с усилием. Зато позволило удержаться. Чтобы вспомнить, ради чего она вообще здесь.

Он снял со своей руки браслет, тонкий обод из тёмного нефрита, с выгравированным узором цветущей айвы. Украшение явно не было дешёвым, и уж точно не походило на «мелочь». Его пальцы дрожали, когда он протягивал его Ицин.

— Возьмите, — тихо сказал Ту Чжи, будто боялся, что если произнесёт громче, то сломает что-то хрупкое, неуловимое между ними.

Ицин, сбитая с толку, нервничала не меньше него. Она отрицательно покачала головой, инстинктивно отступая.

— Нет… я не могу…

— Прошу вас, — его голос стал чуть громче, но не грубее. В нём слышалась искренняя, почти мальчишеская тревога. Он всё ещё держал браслет на раскрытой ладони, словно дарил ей не вещь, а часть себя.

Ицин снова помотала головой, не зная, как отказать мягко, чтобы не задеть, но и не дать повода думать, будто она ждёт подарков. Лотос говорила — рано. Ещё слишком рано.

Но Ту Чжи вдруг побледнел, его лицо исказила смесь стыда и смятения.

— Понимаю… — прошептал он. — Это слишком ничтожный подарок для вас. Я… простите меня. Простите мою глупость. Я только хотел… Хотел выразить… хоть что-то. Я не смогу спокойно спать, если вы сейчас откажетесь. Я обещаю, что больше не совершу такого промаха. Просто… я был так взволнован, когда шёл сюда. Забыл обо всём. Это… всё, что у меня было с собой. Глупый, нелепый дар, но я прошу вас, примите его.

Ицин смотрела на браслет — изящный, как дыхание ночи, с гладкой поверхностью нефрита, заключённой в оправу из тонкого золота. Он был прекрасен. И дорог. Очень дорог. А он называл его ничтожным.

Что он вообще о ней думает?

Ту Чжи же смотрел на неё, почти умоляюще. Не как мужчина на певичку, а как мальчик, просящий сохранить его секрет.

Внутри всё сжалось. Сердце било по рёбрам, как птенец в клетке. Она должна была быть хозяйкой момента. Обольстительницей. Девушкой, за чью улыбку платят золото, а за вздох готовы