Тигр снегов. Неприкосновенная Канченджанга - Норгей Тенцинг
Некоторые из этих цифр нас порадовали: хорошо, что Большая терраса поднимается так высоко, это сокращает протяженность грозных склонов над ней, и хорошо, что так низко расположен Верхний ледопад, — мы оценивали его высоту метров на триста больше, что значительно осложнило бы восхождение.
Зато нас не очень устраивало, что базовый лагерь будет находиться ниже 5500 метров и что контрфорс Кемпе достигает лишь 6000 метров. И здесь мы ошиблись в нашей предварительной оценке на 300 метров. Так или иначе, теперь мы располагали точными данными, и нам не грозили серьезные неудачи, вызванные неверной оценкой высот и расстояний.
Люди из Гхунзы пришли 2 апреля, днем позже, чем было условлено. Они форсировали перевал севернее Ялунга и оставили свои грузы между нашим и Моренным лагерем, потом спустились к нам. Одежду их составляли темные халаты шерпского типа и серые мешковатые шерстяные брюки; ноги были обуты в матерчатые сапоги с кожаной подошвой. В ушах висели серьги, голову украшали разнообразные головные уборы — от меховых тибетских шапок до старых потрепанных шляп.
Они появились на тропе уже в сумерках. Осмотрев нас и наше имущество любопытными взорами, вся компания отправилась к развалинам храма. Здесь они отыскали несколько балок, скрепили их и поставили неподалеку от лагеря, накрыв полученным от нас брезентом. Скоро вспыхнул огонь в очаге, и носильщики сгрудились вокруг него, окутанные едким дымом горящего можжевельника.
Два дня спустя мы с Давой Тенцингом проверили, сколько еще остается имущества в лагере. Больше ста пятидесяти нош ушло вверх по долине, и уже можно было рассчитать, сколько дней остается до свертывания Ялунгского лагеря.
Глава четвертая
Путь к базовому лагерю
6 апреля — 14 апреля
На следующий день, 6 апреля, мы с Мэзером поднялись в Моренный лагерь, который стал теперь основным. Здесь из брезентов и ящиков с рационами были устроены шалаши для шерпов, работающих на этом участке. Несмотря на снег снаружи, в шалашах было уютно; шерпы сложили там очаги, настелили сухой травы.
Бенд и Клегг отправились в этот день в Трещинный лагерь. Отдохнув немного, я поднялся вдоль веревки на гребень морены встретить спускающихся носильщиков. Мне не сразу удалось разглядеть их: шел густой снег, стоял туман, и трудно было различить серые куртки на фоне камней и загрязненного снега. В конце концов далеко вверху я заметил кучку людей. Они быстро спускались вдоль подножия моренной стены, как раз там, где мы советовали им не ходить из-за опасности камнепада. Я окликнул их, они остановились, высматривая, откуда донесся голос. Зоркие глаза горцев быстро обнаружили и узнали меня. Носильщики отозвались, я крикнул им предупреждение. Они ответили беззаботным смехом и продолжали путь по низу. Я узнал от них, что Бенд и Клегг тоже должны скоро спуститься.
Вместе с носильщиками я вернулся в лагерь; там меня ждали письма. У нас было четверо гонцов, они ходили за почтой по двое через неделю. Путь от Дарджилинга и обратно занимал примерно две недели; таким образом, на протяжении всей экспедиции мы еженедельно получали и отправляли почту.
Гонцы принесли мне важный пакет. Когда я проезжал Дели, представители военно-воздушных сил Индии любезно обещали прислать снятые с воздуха фотографии южного и западного склонов Канченджанги. И вот я получил их с запиской от Н. Д. Джайяла (он сам альпинист), который выражал надежду, что фотоснимки покажутся нам менее обескураживающими, чем ему. Смысл этих слов стал ясен очень скоро. Мы никогда не считали Канченджангу простой для восхождения, но полагали на основе уже виденных фотографий, что если нам удастся по Сходням выйти на западный предвершинный гребень, то сможем двигаться по нему относительно свободно, обходя препятствия справа или слева. Однако аэрофотоснимки показывали острый зубчатый гребень, круто обрывающийся в обе стороны. Лишь в южной части ниже гребня мы увидели отдельные камины, но путь к ним пролегал через плиты, казавшиеся совершенно гладкими и почти отвесными.
Позже, вечером, я показал снимки Бенду, Мэзеру и Клеггу. Они взяли отпечатки с уверенным видом, присущим восходителям, которые убеждены, что всегда можно найти тот или иной проходимый путь. Ho, посмотрев фотографии, они призадумались, и никто не спешил комментировать увиденное.
На следующий день в полдень мы с Мэзером пришли в Трещинный лагерь. Шел снег, в лагере было пусто: Стритер и Маккиннон находились вместе с шерпами выше, в Угловом лагере. Вернулись они в приподнятом настроении: теперь на этом этапе работало пятнадцать шерпов под руководством опытного ветерана Аннуллу, который, как обычно, всех заражал своей уверенностью и боевым духом. Мне и Стритеру предстояло провести два последующих дня в Угловом лагере, затем к нам должны были подключиться Маккиннон и Мэзер.
Мы поднялись рано утром. Вместо того чтобы разбивать лагерь на старом месте, где ветер сорвал нашу палатку, мы прошли дальше, обогнули «Угол» и выбрали более защищенную площадку, с которой к тому же открывался вид на весь фасад Канченджанги. Отыскали спрятанные палатки, поставили также шатер для кухни, однако на половинную высоту, причем края придавили тяжелыми камнями.
С утра погода стояла хорошая, но, когда я в 17.30 вышел с радиостанцией, появился туман, посыпались легкие сухие снежинки. У нас был разработан график радиосвязи. В условленное время, утром или вечером, кто-нибудь из альпинистов надевал теплую куртку, натягивал на пуховые носки брезентовые сапожки и выползал из палатки, чтобы подняться на выступ поблизости и вызвать остальных корреспондентов. Обычно условия приема были лучше всего на гребне морены, на линии прямой видимости. Мы расчищали валун от снега, ввинчивали на место штыревую
