Тигр снегов. Неприкосновенная Канченджанга - Норгей Тенцинг

— Алло, Моренный лагерь… Алло, Моренный лагерь… Вызывает Угловой лагерь. Как слышите? Прием.

На этот раз я вышел раньше условленного времени и, включив радиостанцию, сел ждать спиной к ветру. Внизу простирался ледник. Чувство уединенности, какого я никогда не испытывал прежде, овладело мной. Иногда раздавался рокот и всплеск: камень скатывался в озеро, или глухо ворчала лавина на склоне Джанну. И снова тишина, несравненная тишина. Можно ли представить себе более безжизненное место, чем такое холодное ущелье? До сих пор мы ходили по самому краю большого ледника и лишь издали видели нагромождение валунов, льда и гравия.

Я посмотрел на наш маленький лагерь в ложбинке. Ящики, которые мы принесли, уже наполовину занесло снегом, и от них протянулся длинный хвост-сугроб, как возле камней на склоне над лагерем. Вдруг ожило радио:

— Алло, Угловой лагерь… Алло, Угловой…

Вызывал Трещинный лагерь. Наши радиобеседы никогда не затягивались: кто-нибудь из корреспондентов обязательно сидел на леденящем ветру.

Я попросил Маккиннона прийти завтра вместе с Мэзером и сообщил ему, что мы со Стритером собираемся следующий день посвятить разведке маршрута к будущей базе.

Солнце вышло в двадцать минут восьмого — раньше, чем в первом Угловом лагере. В половине девятого мы были уже в пути. Маршрут пролегал в основном там же, где я шел в предыдущий раз с Маккинноном, однако теперь мы кое-где спрямляли путь. У центральной оси ледника лежали четыре валуна, каждый около десяти метров в высоту. Они выстроились вдоль нашего маршрута, на расстоянии около 300 метров один от другого. Позднее они сослужили нам хорошую службу как ориентиры, когда приходилось в метель возвращаться в лагерь; на крайнем западном и самом большом из них мы сложили тур. Здесь устраивали первый привал носильщики, поднимаясь в базовый лагерь, и здесь же мы обвязывались веревкой, прежде чем продолжать путь.

К полудню достигли крайней точки. Сели отдохнуть на длинном горбатом гребешке, впереди преграждала путь первая большая трещина. Как раз под нами начинался узкий ледяной мостик, подводивший к противоположной стороне трещины метрах в пятидесяти левее. Мы прошли по нему, вырубая ступеньки и счищая мягкий снег, покрывающий лед, камни, разрывы, и оказались у северной оконечности другой гряды. А за ней — новая трещина… Чтобы пересечь ее, надо было вырубить ступеньки до зажатого между стенками валуна; позже Браун проделал это, а за ним и все стали ходить этим путем. Но дальше ледник прорезали новые, еще большие трещины, и мы со Стритером предпочли в первый раз идти вправо, по гряде, пока не нашли поближе к пику Талунг — ближе, чем нам бы этого хотелось, — удобное для пересечения место. За трещиной опять повернули налево, по направлению к подножию контрфорса Кемпе.

Похоже было, что трудности позади, однако проложенный нами маршрут был слишком тяжел для носильщиков. Часы показали 14.30; убедившись, что один путь к будущей базе есть, мы пошли назад, чтобы поискать другой вариант, позволяющий не делать такого зигзага. Наше внимание привлекла борозда вдоль левого края ледника, но она была завалена обломками, принесенными лавинами с пика Талунг, и мы пришли к заключению, что этот путь не годится: надо прокладывать маршрут между трещинами.

Вернувшись в Угловой лагерь, поделились своими наблюдениями с Мэзером и Маккинноном и условились, что они на следующий день пойдут по нашему пути, затем проследуют к месту предполагаемой базы, где выберут безопасную площадку для палаток.

Теперь мы чувствовали себя совсем иначе, чем во время первой вылазки к «Углу». Тогда мы еще не акклиматизировались, обожглись на солнце, дрожали от холода и усталости, не могли заставить себя есть. Сейчас, всего две недели спустя, мы сильно загорели, заметно похудели, но зато и окрепли, так что непосильный ранее труд казался нам обычным делом. Жара и холод перестали быть врагами, истощавшими наши силы и бодрость. Теперь это были лишь небольшие помехи, над которыми мы могли смеяться вместе с шерпами, способными даже в самый сильный снегопад, шагая в заснеженных куртках, весело подшучивать над неприветливой горой.

На следующий день Стритер вернулся в Моренный лагерь, чтобы ускорить там работу, а я из Углового лагеря следил в бинокль за продвижением Мэзера и Маккиннона. Это была третья и последняя разведка пути к базовому лагерю. За полтора часа они достигли первого валуна, еще через час двадцать минут вышли к большим трещинам, потратив на весь этот участок на сорок минут меньше, чем мы накануне. Я обрадовался: значит, уже легче идти. Небо оставалось в этот день ясным дольше вчерашнего, и в 15.30 я еще видел, как они маневрируют между грядами. В пять часов Мэзер и Маккиннон вернулись в лагерь. Они принесли хорошие новости: место для базы найдено, и там обнаружено несколько ржавых банок — остатки второго базового лагеря Кемпе. Они улучшили тропу на многих участках и не сомневались, что ее легко сделать проходимой для носильщиков.

Разумеется, пришлось еще основательно поработать, прежде чем Джон Джексон смог сказать:

— Да тут целую баржу можно протащить!

Настало время ставить палатки на базе. Джордж Бенд, пришедший в этот день в Угловой лагерь, должен был назавтра выйти со мной в базовый лагерь. Однако утром, когда мы проснулись, шел густой снег — переселение пришлось отложить. Вместо этого все направились в сторону Трещинного лагеря, чтобы проложить тропу для поднимающихся шерпов и показать им путь. По глубоким сугробам облепленные снегом с головы до ног люди пробились в лагерь.

Во вторник 12 апреля четверо альпинистов (Бенд, Таши, Чангджуп и я) основали базовый лагерь. Переход был нелегкий — солнце немилосердно палило с почти безоблачного неба. Мы достигли места в 13.30, поставили палатки и сели отдыхать на ящиках. Сквозь плотную рубаху, надетую на вязаную фуфайку, я ощущал тепло солнечных лучей так, как если бы сидел рядом с большим костром.

Лагерь размещался на льду, в который вмерзли большие камни, все было густо засыпано снежной мукой. Слева и справа невысокие гряды защищали площадку от катящихся сверху обломков; отлогий спуск в восточном направлении приводил к мелкому озеру, за которым начинался некрутой подъем. Мы находились на высоте около 5500 метров, на плоском уступе, огражденном с трех