В долине солнца - Дэвидсон Энди

Тревис опустил глаза на свою рубашку под джинсовой курткой и подумал, что и сам проглотил огонь, только другой. Подобно тонущей лодке, он напился досыта, и теперь чувствовал, как у него горят внутренности, как отчаянно они пытаются воссоединиться.

Он вспомнил о мальчике и женщине и двинулся дальше, мимо представления с морскими котиками и шатра, где в стальных клетках сидели тигр и леопард. Тигр открыл пасть и зевнул – и это, точно как пожирательница огня, сбило его с пути. Когда он остановился, его охватило то же странное чувство, что и несколько мгновений назад: будто он возвращался во времени, будто он сам снова был мальчишкой. Тигр щелкнул пастью, закрыв ее.

Шатер, куда он вошел за животными, заплатив доллар, обещал встречу с живой русалкой. Оттуда с надтреснутым смехом выходили два парня-подростка. У Тревиса мелькнула мысль, что он мог бы схватить ближайшего и согнуть его шею так, чтобы кость в ней сломалась, проткнув кожу, и потом утащить его в сумрак шатра, как в свое логово, и там его съесть. Но Тревис этого не сделал, потому что силы уже покидали его, и он снова и снова забывал, зачем вообще явился на ярмарку. Поэтому он дал продавцу билетов в шатре окровавленный доллар и, шатаясь, ввалился в маленькую темную комнату.

«Зачем я здесь? Чего ищу?»

Перед ним находилось грязное стекло. За стеклом горел свет, заливая женщину на скамейке – хотя, возможно, это был опущенный задний борт чьего-то пикапа. Она не была ни толстой, ни худой. На ней были кокосовые скорлупки вместо бюстгальтера и трико телесного цвета. Плавник висел на скамейке и блестел бирюзовой чешуей.

– Привет, – поздоровалась русалка. – Как поживаешь?

Тревис не ответил. Он опустил глаза на расширяющееся красное пятно у себя на животе – от движения шея вновь закровоточила, – а потом опять посмотрел на русалку.

Она разгладила морщинки на своем плавнике и спросила жизнерадостно:

– Ты откуда?

Тревису хотелось ответить. Хотелось быть вежливым. Но он не помнил.

– Я потерялся, – сказал он наконец.

У русалки по уголкам губ скользнула улыбка.

– А ты откуда? – спросил Тревис.

– Из Висконсина, – ответила русалка.

Рю бродила среди толпы, дрейфовала, позволяя течению тел нести себя за собой. Солнца не было, и свет исходил только от вольфрамовых красных, золотистых и зеленых фонарей карнавала. Они вращались и крутились, мерцая на фоне сгущающейся тьмы, пока на небе не виднелось ни звезд, ни луны. Мимо Рю скользили руки, толстые и тонкие, они направляли ее, а она наслаждалась каждым ощущением плоти, каждым нежным трением людского безразличия, полумрака. Никто из них не знал, чего они касались, лишь немногие оглядывались, озадаченные холодом ее предплечий или локтей. Неуловимым холодом мимолетной смерти.

«Или, может быть, – думала она, – дело в моем платье, ведь оно в крови».

Она пробиралась сквозь тела, давая им нести себя, позволяя ритму толпы перемещать себя туда, где ей нужно было оказаться, точно так же, как позволила времени, собственной воле и родству между ее кровью и его привести себя сюда, из совсем недавней темной пустыни к нынешнему свету карнавала. Прошлой ночью она закрыла глаза, когда померк свет задних фар его кемпера, и позволила своему сознанию вклиниться в его, подавила ту незначительную сущность, коей был Тревис, и коснулась бесконечности, заглянула за границы дня и ночи. Настолько велика была ее потребность, ее воля. Она слышала его и видела свет, который сулил следующий закат, пусть сам Тревис ничего об этом не знал, и это дало ей понять, что во вселенной неуместна ни случайность, ни удача, что вселенная являет собою часы, отсчитывающие время до окончательного итога. Когда солнце поднималось над горизонтом, знаменуя приход утра, она стояла на обочине. И пока свет подкрадывался все ближе, ее подобрала проезжавшая мимо фура, в чьей кабине Рю нашла спасение от наступавшего дня. Дальнобойщик, в отличие от последнего, показался ей таким вкусным, таким сочным, теперь, при ее новообретенном знании о том, что все на свете следует своим собственным замыслам.

«Я сильнее тебя, Тревис Стиллуэлл, и я заставлю тебя расплатиться за то, что ты совершил».

Рю чувствовала его. Он был рядом. Истекал кровью. Угасал. Погибал смертью того, кто уже мертв. Еще и подстреленный, поняла она. Он отправился искать женщину с мальчиком, но уже про них забыл. Вовремя он их уже не найдет.

«А я найду».

Рю прислонилась к дереву на берегу озера и, закрыв глаза, почувствовала, как он движется сам по себе, услышала, как замедляется стук его сердца – в такт с ее. Крики детей и металлический скрежет затихли, и остались только они вдвоем – она и Тревис. Она была у искусственного озера, отражавшего ярмарочные огни, а он – в темном затхлом шатре, перед женщиной с бирюзовым плавником. Рю открыла глаза и рассмеялась. Прикрыв рот ладонью, как маленькая девочка. Затем оттолкнулась от дерева и подошла к кромке воды. Посмотрела на павильоны с животными, подвесную канатную дорогу и музыкальную сцену на другом берегу, и на нескончаемую толпу, которая стекала по дорожкам, точно медленная кровь в умирающем теле. «Висконсин», – подумала она и рассмеялась снова.

Она их увидела.

Мать с сыном – они сидели за столом для пикника меньше чем в пятнадцати футах от нее.

Они были к ней спиной.

С ними сидел мужчина.

Она рассмеялась в последний раз, взявшись за подол своего пропитанного кровью платья и прокрутившись в маленьком пируэте, который не предназначался ни для кого, кроме нее одной.

Найдя стол для пикника на берегу озера, они устроились за ним и наблюдали, как парочки и целые семьи катались на лодках у фонтана. Они ели корн-доги, жареные пироги с яблоками, а потом мальчику дали денег, чтобы он купил билеты на аттракцион. Аннабель велела ему оставаться на виду. Она следила за сыном, пока тот стоял в очереди перед киосками. Мальчик помахал рукой. Она помахала в ответ.

Калхун оседлал скамейку рядом с Аннабель, устроившись к ней лицом, но она сидела к столу спиной и смотрела на сына.

– Это меня чертовски пугает, – сказал он. – То, что ты так от меня отворачиваешься.

Она сказала ему, что все в порядке. Извинилась. Коснулась его руки и изобразила улыбку.

Он улыбнулся в ответ.

Она медленно перевела взгляд на дальний берег озера, где местный продавец трейлеров выставил их в ряд на траве. Среди машин пробиралась семья из трех человек. Молодой загорелый отец с брюшком. Плотного сложения мать. Мальчик примерно одного с Сэнди возраста в ковбойской шляпе и сапогах. Они были возле одного из небольших трейлеров, отец что-то рассказывал, мать слушала, мальчик носился вокруг. Аннабель взглянула на Калхуна и поняла, что тот тоже на них смотрел. В эту минуту она увидела на его лице все, чего он когда-либо хотел, все, из-за чего он остался в Сьело-Рохо. Она знала: все это подпитывалось его надеждой жениться на ней и начать жизнь с ней и с мальчиком, которого должен был растить по праву. С мальчиком, которого она у него отняла и отдала другому мужчине, чтобы скрыть величайшую ложь в своей жизни.

«Мы все хотим жить и умереть в просторной долине солнца, – подумала она, – где тайны никому не нужны, а источники надежды не иссякают и все растет и пышет. – Она сплела свои пальцы с его. – Вот где мой край». Он посмотрел на нее и улыбнулся, а она вспомнила будущее, которое видела в тенях на стене кухни много лет назад, во вспышке молнии. И теперь оно уже не представлялось таким плохим, это будущее, потому что у него не было ни формы, ни очертаний. Оно было просто надеждой, наконец явившейся на свет.

– Может, сводишь Сэнди в комнату смеха? – спросила она.

– Уверена? – переспросил Калхун.

Аннабель кивнула.

Он поднялся со скамейки и, нежно коснувшись ее плеча, поцеловал в макушку, прежде чем направиться к билетному киоску, где Сэнди только что заплатил за пачку билетов.

– Билли, – сказала она, но недостаточно громко.