Москва – Севастополь – Москва. Часть 3. Делай, что должно - Маргарита Нерода
Огнев глядел через плечо на свободный операционный стол, но с места не двигался. Стоял неподвижно около стола для регистратора и только дышал, как после тяжелой работы. На него оглядывались.
— Товарищ майор медицинской службы, «Сорока» говорит, связь есть. Вызывать?
— Ждите. Спасибо.
Прибежали с сортировки.
— Мертвыми поступивших и умерших на сортировке десять, товарищ майор.
— Из 817-го?
— Девять.
— Спасибо, продолжайте работать. ПМП мне, срочно, Федюхина, срочно.
Телефонист, бледный от увиденного за день, закрутил индуктор.
— «Сорока», «Сорока», «Подорожник» вызывает. «Сорока», дай «Ромашку». «Ромашка», «Разведчика» к аппарату. Срочно.
Послушал в трубку и виновато ответил:
— Говорят, занят «Разведчик», позже перезвонит.
— Занят⁈ — на никогда не слышанный от Огнева тон несколько человек удивленно обернулись, а телефонист аж голову в плечи втянул, — Подержите мне трубку! Да не подавайте, к уху прижмите!
Телефонист от растерянности продолжал протягивать трубку, но санитар перехватил ее и прижал к уху Огнева.
— Что значит «занят»⁈ — рявкнул Огнев так, что санитар чуть не выронил трубку, — Мать его, а я тут баклуши бью? Мигом, б… к телефону!
Через несколько секунд Федюхин отозвался, и его бодрый, довольный голос причинял Огневу почти физическую боль.
— Докладываю, товарищ майор! Работа налажена, за сегодня…
— Свертывайтесь и возвращайтесь. Срочно.
— Прошу прощения, товарищ майор, за нарушение субординации. Позвольте…
— Нет. К чертовой матери субординацию, я результат вашей работы вижу. Эксперимент провалился. Прекратите убивать людей, езжайте оперировать.
— Товарищ майор, — голос Федюхина стал испуганным и почти умоляющим.
— Вы мне сколько человек отправили?
— Двадцать четыре.
— Четырнадцать мертвы, пятеро в тяжелом, троих я еще не прооперировал, двое в пути.
— А у остальных полков? — голос Федюхина моментально сел, став еле слышным.
— У них как обычно. У вас умерло больше, чем в двух других вместе взятых. В два раза больше. Анатолий Александрович, это не моя прихоть и не наказание, очнитесь! Эксперимент провален, свернут, возвращайтесь немедленно.
— Есть воз…
И отрезало. Трубка мертво замолчала.
— Где связь?
— Сей момент.
Телефонист схватил трубку и снова закрутил индуктор.
— «Подорожник» вызывает «Сороку». «Сорока», что с «Ромашкой»? Связь перебита? Посылаете? Товарищ майор, провод перебило, связисты уже пошли. Обстрел в той стороне.
Последнее можно было и не пояснять. Звук боя менялся, немецкие батареи начали оживать и огрызаться. Очень плохо.
«Еще двое. В лучшем случае очень тяжелые. И черт его знает, что осталось от ПМП» — подумал Огнев. Словно в ответ, воздух опять вздрогнул от разрывов.
За спиной, в предоперационной, твердый и очень спокойный голос Маркеловой диктовал сестре: «… осколочное ранение левого плеча с повреждением кости…».
«Ждать больше нельзя, надо возвращаться в операционную. Федюхин понял приказ и скоро будет. Если жив. Ждать связи», — сказал себе Огнев и пошел в операционную, оставив ошарашенных услышанным санитара и телефониста.
— Товарищ майор, еще полостное — доложила Маркелова, — Проникающее в правую часть груди.
— Готовьте и сразу на стол. Я уже вернулся. Петрушина пока сюда, срочно.
Помкомвзвода явился из перевязочной бегом. Марлевая маска, широкая, чтобы прятать и лицо, и бороду, сидела на нем высоко, натянутая почти по глаза.
— Товарищ Петрушин, связь с ПМП перебита. Капитан Федюхин получил приказ возвращаться. Если в течение часа оттуда никто не прибудет, возьмите трех человек, перевязочный материал, на машину — и туда.
— Есть поехать на ПМП.
— Собираетесь прямо сейчас, чтобы быть готовым. Ясно?
— Вас понял, товарищ майор.
— Как только будет связь с «Ромашкой» — мне доложить о состоянии медпункта и о группе Федюхина. В операционную дальше входа не проходить! Маркелова, пусть санитар проследит, чтобы боец доложил, не мешая работе.
Следующая операция заняла двадцать минут. Раненный в грудь лейтенант был жив, пульс неплох, после переливания крови щеки порозовели. Он будет жить, непременно. Но говоря «Следующего», Огнев невольно ждал, что сейчас в операционную внесут самого Федюхина. Хотя, конечно, еще слишком рано.
Едва раненого унесли, в проходе показался телефонист, сопровождаемый санитаром. Зажмурившись, чтобы не видеть операционной, он выпалил:
— Товарищ майор, «Ромашка» ответила. ПМП обстрелян, один убитый, четверо раненых, из группы Федюхина эвакуировано двое. В помощи не нуждаются.
— Спасибо. Маркелова! Передайте Петрушину — отбой, помощь не нужна.
Машина привезла группу Федюхина ровно через час. Тот, без фуражки, с перебинтованной головой, возбужденный, как это часто бывает у легкораненых, выбрался из кузова, и не докладывая, вообще, похоже, никого не замечая вокруг, бросился помогать санитарам снимать носилки, на которых лежала его операционная сестра. Лично им выбранная для сложной работы, самая опытная и хорошо знакомая еще по Новосибирску. Из всего личного состава она была самой пожилой, девушки-санитарки даже звали ее про себя бабушкой.
Для ее возраста рана скверная — перебита правая нога в бедре, Дитерихс уже наложен. Левая тоже забинтована, сквозь повязку — кровь. Федюхин опустился на колени возле поставленных на траву носилок, наклонился к раненой, поймал пульс:
— Как ты, тетя Поля? Все хорошо, приехали мы.
До сих пор трудно было представить, чтобы Федюхин назвал ее иначе, чем по имени-отчеству.
Та приоткрыла глаза:
— Да живу вроде, Анатолий Александрович. Отвоевалась, старая… надолго. Трудно тебе будет… — она протянула руку и совсем материнским жестом погладила его по щеке, но кажется, на это ушли все оставшиеся силы, и рука бессильно упала, раненая снова потеряла сознание.
— Несите скорее, — приказал Федюхин санитарам, вставая. Похоже, Огнева он увидел только сейчас. Вытянулся и доложил стертым, будто мертвым голосом, — Товарищ майор, медпункт попал под артобстрел. Медсестра Осипова тяжело ранена. Санитарка Тришкина убита на месте. У меня незначительные ушибы. Ваше приказание выполнил, вернулся, — он судорожно втянул воздух и спросил почти неслышно, — Что, все настолько плохо?
— Руки вытяните вперед.
— Контузию проверяете? Знаю я Ромберга… — Федюхин поморщился, но встал как положено, ноги вместе, вытянул руки вперед и закрыл глаза.
— Да, все правильно делаете. Хорошо. До кончика носа…
Снова не дожидаясь команды, Федюхин дотронулся до кончика носа указательным пальцем правой руки, затем левой.
— Хорошо, оперировать можете. Только не торопитесь, у вас адреналин еще повышен. Мойтесь и к столу. Потом поговорим.
«Потом» наступило через двое суток, когда стало ясно, что проломить немецкую оборону не удалось. Немецкий контрудар большого успеха не имел, всего лишь выдавил наших на исходные, и наступление, подобно маятнику в часах с кончившимся заводом,