Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств - Эдуард Владимирович Тополь
Но вот, наконец, фары какого-то грузовика выпрыгивают с юга, молодой водитель, изумлённый окоченевшим чучелом, бьет по тормозам, несгибающимися ногами я взбираюсь в кабину, объясняю, кто я и зачем, и мы катим на север, в Айхал, я беру у шофера интервью: сколько тебе лет (26), что везёшь (лапшу и тушенку), давно шофёришь (с армии, уже шесть лет), где живёшь (в Ленске, в общаге), какая зарплата (160 рэ плюс полярные), женат (нет, я же в общаге, в комнате на троих).
Месяц скачет за нами по верхушкам сосен, в кабине тепло и даже жарко, говорим о том о сём, и вдруг он с гордостью улыбается:
– А вот мы дали в Анголе!!
Я изумился:
– Что мы дали?
– Ну, как же! – он говорит. – Теперь Ангола наша!
Тут я не выдержал:
– Подожди. На хрена тебе Ангола?
Но он продолжает лыбиться:
– А ничо! Пусть будет!»
Понимаете? Якутская тайга выше Полярного круга; 26-летний парень не может жениться, поскольку, живя в рабочей общаге, уже шесть лет стоит в очереди на комнату; в магазинах, кроме «Спирта питьевого», только лечо и бычки в томате, но зато: «А вот мы дали в Анголе!»
С тех прошло пятьдесят лет. Выцвели листочки тетради в косую клеточку. Грохнулась империя по имени «Советский Союз», канули в прошлое перестройка и ускорение, сгинула ельцинская демократия, но что твердит Россия?
– А вот мы дали в Сирии!… А Крым наш!… А «Можем повторить!»
Почему? Да потому что, веками живя в нищете, унынии, бесправии и безграничном терроре своих правителей единственное, чем может тешить себя раб и плебей, это соучастием в «А вот мы дали в Крыму!»
Этот феномен отожествления мелкой сошки с сильными мира сего известен психологам давно. В учебниках психологии он обозначен мудреными названиями, но суть проста и сформулирована поэтом: «Единица! – Кому она нужна?! Голос единицы тоньше писка. Кто её услышит? – Разве жена! И то если не на базаре, а близко… Плохо человеку, когда он один. Горе одному, один не воин – каждый дюжий ему господин, и даже слабые, если двое… А если в партию сгру?дились малые – сдайся, враг, замри и ляг! Сегодня приказчик, а завтра царства стираю в карте я. Мозг класса, дело класса, сила класса, слава класса – вот что такое партия!»
Замените в этой цитате партию на банду или государство (что в России синонимы), и вы получите гордое «А вот мы дали в Сирии!» и «А вот мы дали в Крыму!»
«Всю Россию охватил сифилис патриотизма». Вы думаете это кто-то сказал про сегодняшнюю Россию? Нет, еще полтора века назад это написал Александр Герцен по поводу Крымской войны 1853-1856 года. А век с лишним назад Лев Николаевич Толстой предупредил: «До тех пор, пока мы будем восхвалять патриотизм и воспитывать его в молодых поколениях, у нас будут вооружения, губящие и физическую, и духовную жизнь народов, будут и войны, ужасные, страшные войны, как те, к которым мы готовимся и в круг которых мы вводим теперь, развращая их своим патриотизмом».
Но Россия не услышала ни Герцена, ни Толстого и вернулась на круги своя…
Тем паче правительственные политтехнологи умело и творчески используют опыт предыдущих правителей. Если в 1858-1859 годах подавлением всероссийских антиалкогольных бунтов и насильственным спаиванием народа занималась царская армия (трезвенников пороли и заставляли пить, через воронки вливая им в рот алкоголь), если при советской власти народ спаивали дешевизной водки (но даже при этом всеобщей практикой было «сообразить на троих»), то сегодня власть пошла навстречу всенародному запросу – теперь в любом продовольственном магазине прямо у касс стоят запечатанные стограммовые водочные стаканчики с игривыми названиями «Путинка», «Государев заказ», «Настоящий мужик» и т.п.
Стоит ли удивляться тому, что хряпнув на последние деньги свои «законные» сто или двести граммов, нынешний русский мужик гордо восклицает «Можем повторить!» и идет в военкомат записываться на войну с Украиной? Как будто в России ему уже нечем заняться – все дома построены, все деревья посажены, поля засеяны, реки вычищены, скоростные дороги проложены, дети накормлены и образованы, а их жены счастливы…
В феврале 2015 года, сразу после знаменитой путинской операции «Крымнаш!», в Москве, в издательстве «АСТ», тиражом 3 000 экземпляров вышел мой роман «Упреждение». Я не могу показать здесь его красочную обложку, но вы можете найти ее на «Озоне» или «Амазоне» – на этой обложке российские вертолеты бомбят карту Украины, и вот короткая цитата из этого романа:
«Я очнулся от воя летящего в меня артиллерийского снаряда и понял, что всё, это конец, сейчас убьет.
Но если вы слышите летящий на вас снаряд, то, скорей всего, останетесь живы. Снаряд ухнул где-то рядом, земля сотряслась, и меня разом и подкинуло вверх, и накрыло комьями чернозема вперемешку с острой вишневой щепой. Это артиллерия противника терзала знаменитые вишневые сады Полтавщины. Правая рука почему-то не слушалась, но левой я убрал с лица грязь и открыл глаза. Я лежал на дне глубокой воронки, а надо мной стоял щуплый молоденький ефрейтор в грязном хэбэ и каске и, не обращая внимания на артиллерийскую канонаду, громко вещал в микрофон:
– Я «Маяк», я «Маяк»! Я веду репортаж с передней линии фронта. Наши танки прорвали оборону укропов и победно движутся к Киеву. Мы наступаем! До Киева всего триста километров!…
Тут он заметил, что я пошевелился, прервал свой репортаж и нагнулся ко мне:
– Товарищ капитан, вы живы?
– Где я? Ты кто?
– Товарищ капитан, вы живы! Живы! – радостно завопил он. – Боже мой, вас только контузило! А я-то думал – я один остался!…
– Где мы? – повторил я. – Ты кто?
– Мы на Украинском фронте. Это Хорол, Полтавская область. До Киева триста километров. Я ваш стажер, ефрейтор Саша Кириллов, прямо из Литинститута.
– А я кто?
Он удивился:
– Вы? А, ну да, вас же контузило. Вы капитан Пашин Антон Игоревич, заведующий фронтовой редакцией радиостанции «Вперед, за Родину!»…
Тут где-то вверху снова угрожающе завыла приближающаяся мина, и Саша героически рухнул на меня, укрыв своим телом от очередной порции чернозема и растерзанных вишневых веток. Лежа под ним, я стал соображать: если мне уже 56 лет, в этом возрасте не призывают в армию…
– Вот суки, укропы! – выругался мой стажер, сев рядом со мной на дне воронки и отряхиваясь от земли и белых вишневых цветов. – Шмаляют и шмаляют, гады! Даже садов своих не
