Адриатика - Владимир Виленович Шигин
Он повернулся к Бертье:
– Если так пойдет и дальше, придется давать ему маршала!
– Но сир! – недоуменно развел руками Бертье. – Маршальские звания мы присваиваем исключительно за боевые победы!
– Ничего! – похлопал его по плечу Наполеон. – Маршальский жезл за начало одновременно двух войн – это тоже чего-то, да значит!
* * *
В Берлине, тем временем, тоже не теряли времени даром. Пруссаков внезапно обуяла небывалая воинственность. После поражений Австрии и России, спасителями Европы они видели только себя. По улицам прусской столицы гремели барабаны, заходились свистом флейты. В марширующих солдат восторженные бюргерши швыряли цветы и… круги колбасы.
– Помните Старого Фрица! – кричали с тротуаров. – Дайте по соплям этим оборванцам!
– Помним! Помним! – отвечали мордастые гренадеры, колбасу на штыки нанизывая.
Под унылые звуки "Ах, мейн либе Аугустин, Аугустин" толстые бюргеры прямо на улицах рьяно танцевали любимый немцами "гросфатер". Со стороны казалось, что Пруссией уже одержана какая-то доселе небывалая победа. И хотя никакой победы еще не было, то, что она вот-вот произойдет, не сомневался никто.
Король Фридрих-Вильгельм Третий желал, как можно быстрее начать войну, чтобы разбить зарвавшихся французов еще до подхода русских войск и утереть нос царю Александру.
– Я не желаю ни с кем делиться лаврами победы! – говорил он королеве Луизе.
– О, да, мой дорогой! – восторженно поддакивала та, – Слава должна принадлежать только одному, так как она неделима!
1 октября прусский двор предъявил Наполеону ультиматум, требуя от него немедленно вывести свои войска из всех германских княжеств. Всем было абсолютно ясно, что условия ультиматума совершенно не приемлемы.
В ожидании ответа из Парижа Берлин пыжился ежедневными военными парадами. Возбуждая воинский пыл, королева Луиза скакала вдоль марширующих войск на ослепительно белом коне. Подвыпившие прусские офицеры демонстративно точили свои палаши о ступени французского посольства:
– К черту русских и англичан! Мы сами обломаем зубы хваленому Бонапарту! Наполеон же, прочитав ультиматум, был взбешен дерзостью несказанно.
– Глупец король сам лезет головой в гильотину. Но дураков учат трижды, а это значит, что настал и его черед!
– Нас вызывают к барьеру, сир? – спросил императора верный Бертье.
– О, да, – ответил тот. – Нас ждут к нему восьмого октября, но мы примем вызов куда раньше!
Не став ждать, когда истечет срок, предъявленного ему ультиматума, Наполеон сам объявил войну Пруссии. Французская армия форсированным маршем устремилась в ее пределы. Все произошло столь быстро, что никто не успел даже толком понять, что произошло. Война по существу еще и не успела разгореться, когда через какую-то неделю все было кончено.
Французская армия шла вперед столь стремительными маршами, на которые был способен разве что покойный Суворов.
Качаясь в седлах, кирасиры и гусары горланили песни революционных санкюлотов:
Когда я уходил из дома на войну,
Мари мне вещи собирала.
Моя милашка горестно рыдала.
Колокола ж звонили мне:
Вернись, дин-ди,
Вернись, дин-ди…
Сзади кавалерию уже нагоняли широким шагом запыленные и усатые гренадеры. Хриплыми простуженными голосами они распевали:
Мечтал я удивить Мари свою капралом,
Но в дом вернулся я бригадным генералом!
Моя милашка радостно рыдала.
Колокола ж звонили мне:
Вернулся ты, дин-ди,
Вернулся ты, дин-ди…
Глядя на проходящие мимо полки, Наполеон вполголоса говорил маршалу Бертье:
– Недоумок Фридрих-Вильгельм разозлил меня не на шутку и расправа с ним будет безжалостной!
14 октября в один и тот же день были полностью уничтожены сразу две прусские армии. При Иене это сделал сам Наполеон, при Ауэрштедте маршал Даву. Ни личное присутствие короля, ни руководство войсками бывшего адъютанта Фридриха Великого престарелого фельдмаршала Меллендорфа, а также наличие в армии сразу трех племянников знаменитого короля- полководца, ничего не спасло прусскую армию от сокрушительного разгрома.
– Наполеон дунул на Пруссию, и ее не стало! – так сказал о происшедшем саркастический Гейне.
27 октября Наполеон уже торжественно вступил в поверженный Берлин. Униженному прусскому королю он заявил:
– Франции контрибуцию в сто миллионов франков, а мне шпагу Фридриха Великого! И то и другое отослать в Париж!
Король униженно согнулся в поклоне. Отныне от него уже ничего не зависело…
Здесь же в Берлине, не откладывая дела в долгий ящик, Наполеон подписал декрет о начале континентальной блокады Англии. Сильного флота для покорения своего заклятого врага Франция после Трафальгара уже не имела, зато теперь, после разгрома Пруссии, она вполне могла затянуть на британском горле петлю торговой блокады. Отныне всем европейским государствам строжайше запрещались любые, даже почтовые, сношения с Туманным Альбионом. Росчерком пера французский император как бы вообще вычеркивал Англию из бытия!
– Пусть эти негодяи захлебнутся собственной желчью! – сказал он, размашисто подписывая бумагу-приговор.
Спустя несколько дней к сбежавшему из Берлина Фридриху-Вильгельму доставили послание российского императора. Александр Первый писал: "Для меня нет ни жертв, ни усилий, которых я не совершил бы, чтобы доказать вам всю мою преданность дорогим обязанностям…"
– Ах, он помнит нашу общую клятву у гроба Фридриха! – повеселел, было, король.
– Увы, для нас это уже не имеет никакого значения! – вернула к действительности его королева Луиза. – Для нас все уже кончено!
По раскисшим от дождей дорогам тянулись толпы пленных из-под Иены. Конвоиров почти не было. Дисциплинированные немцы сами строились в колонны и маршировали туда, куда им было велено. Ни о каких-то побегах никто и не помышлял.
Столь оглушительно легкого завоевания великой державы, как уничтожение Пруссии Наполеоном, история мировых войн еще не знала… Теперь перед победоносными войсками французов на всем континенте остался лишь один настоящий противник. И это была Россия!
3 ноября 1806 года навстречу французам из приграничных губернией дружно двинулись корпуса генералов Беннигсена (того самого, что не так давно самолично задушил офицерским шарфом императора Павла) и Буксгевдена. Александр долго не мог решить, кого назначить главнокомандующим. О Кутузове, после Аустерлица, он не хотел даже слушать, других своих генералов император ставил еще ниже. Наконец, умные головы ему подсказали:
– Возьмите Михайлу Каменского, сей фельдмаршал во времена вашей бабки ревновал славой самого Суворова!
– А годы? – засомневался, было, осторожный император.
– Суворов в его лета и вовсе по горам альпийским лазал, да и старик-то еще бравый!
– Хорошо! – повеселел Александр. – Ставлю во главе армии бравого!
Узнав о назначении фельдмаршала, Гавриил Державин тотчас разразился в его честь хвалебной одой:
…Оставший меч Екатерины,
