Пушкин и Гончарова. Последняя любовь поэта - Алексеева Татьяна Сергеевна

Утонув в этом пуху и уже засыпая, Александр вдруг вспомнил, что всего через два или три часа к нему должен будет явиться с отчетом Михаил Калашников, и с досадой подумал, что хитрому старосте в очередной раз повезло. Будить хозяина он, разумеется, не станет, а оправдаться ему потом легче легкого — скажет, что опасался гнева не вовремя разбуженного барина и надеялся, что тот вскоре проснется сам. На самом же деле Пушкин точно заснет надолго, так что у Калашникова будет еще как минимум полдня, чтобы скрыть следы своих махинаций с доходами Болдина. «Ладно… вечером я его все равно к ответу призову, — пообещал себе Пушкин. — Никуда он от меня не денется. А сейчас — спать…»

Но утро, которое для Пушкина наступило уже после полудня, принесло новые рифмы и фигуры речи, которые он не мог не попробовать тут же вставить в начатую мистическую любовную трагедию. Служанке, подававшей Александру завтрак, было велено никого не пускать к нему в кабинет, а управляющему передать, что доклад переносится на следующий день. Вечером хозяину имения сообщили, что Калашников приходил к нему дважды и очень расстроился, что барин не может его принять. Верилось в это с трудом, но Пушкин уже и сам жалел, что из-за пьесы откладывает дела, так что спать во второй день своего пребывания в Болдино он лег пораньше.

Проснулся Александр тоже не слишком поздно и первым делом приказал позвать Михаила Калашникова. Дожидаться старосту он решил в библиотеке, куда к тому времени уже принесли чернил и перьев. Это было его главной ошибкой. Сочинив очередную строфу, он, как всегда, увлекся, а вскоре и вовсе полностью погрузился в эпоху, о которой писал. Теперь, после двух дней и ночей набросков, место действия уже представлялось ему достаточно ясно. Это была средневековая Испания, внешне мрачная и строгая, но под этой мрачностью прятались яркие, огненные страсти. Поначалу представлять себе и описывать кривые узкие улочки города, которого он никогда не видел, было сложно, но постепенно Александр «прижился» в этом месте, и ему даже подумалось, что после этой трагедии надо будет попробовать придумать еще какой-нибудь сюжет, происходящий в тех же декорациях…

Впрочем, встреча Александра со старостой Калашниковым все-таки состоялась. Длилась она долго и сопровождалась не менее бурными страстями, чем жизнь персонажей нового сочинения Пушкина. Оказалось, что у управляющего куда-то пропала часть бумаг с записями доходов и расходов имения. Михаил клялся, что не знает, как это случилось и куда они подевались, уверял Александра, что еще накануне его приезда все тетради были на месте, и пытался свалить вину за их пропажу на горничных, искавших бумагу для растопки камина. Александр не верил, требовал, чтобы староста где угодно нашел исчезнувшие документы, и грозился «выгнать его из имения ко всем чертям». Калашников в ответ на это делал страдальческое лицо, закатывал глаза и уверял хозяина, что увольнение для него — верная смерть и что тот, конечно же, не способен на столь ужасное злодейство. Разозлившийся Пушкин готов был доказать, что способен еще и не на такое, но управляющий старательно убеждал его в обратном и в конце концов вынудил хозяина сменить гнев на милость.

— Разве же может такой удивительный человек, который стихи сочинять умеет, выгнать на улицу бедного старика? — трагическим голосом повторял Калашников, и лицо у него было таким скорбным и несчастным, что, если бы кто-нибудь увидел эту картину со стороны, Александра, безусловно, посчитали бы жестокосердным тираном. Самого же Пушкина разыгранный спектакль с каждой минутой все больше веселил, и в итоге хитрый староста был отпущен домой с приказом хотя бы попытаться найти или восстановить по памяти утраченные бумаги. Михаил торопливо откланялся и, на ходу обещая «поискать все еще раз», выбежал из особняка, а оставшийся в одиночестве Александр, не удержавшись, расхохотался в полный голос.

— Вот почему у тебя всегда дела не в порядке и управляющие тебя обжуливают! — отсмеявшись, сказал он своему отражению в зеркале. — Потому что ты книжки пишешь, стихи сочиняешь! Поэтому ты ни на какое «злое» дело, вроде того, чтобы дать жуликам по заслугам, не способен!

«А вот интересно, как оно на самом деле? — задумался он уже всерьез, усевшись за стол. — Вдруг и правда человек, обладающий талантом, должен быть добрым? Или одно от другого не зависит?»

На столе у Пушкина в беспорядке лежали черновики «Каменного гостя» с множеством клякс, перечеркнутых строчек и рисунков на полях. Теперь пора сложить их по порядку, потом еще раз перечитать написанное, а дальше можно подумать и о новом сочинении… Мысль о том, чтобы написать еще что-нибудь на историческую тему, уже не раз приходившая Пушкину в голову в последнее время, вернулась в очередной раз и тесно переплелась с новой идеей, подкинутой Калашниковым. Вот только какую эпоху теперь выбрать? Тоже Средние века или, может быть, чуть более позднюю?

На следующий день дела снова были на некоторое время забыты, а довольный управляющий сидел дома, чтобы «не мешать» хозяину сочинять. Однако долго радоваться Михаилу не пришлось — в этот раз Пушкин сумел не погрузиться в работу с головой и выкраивать время для отчетов. Разбираться в корявых и путаных записях было куда сложнее, чем подыскивать рифмы, но дело все-таки потихоньку продвигалось. А вскоре Калашников снова смог вздохнуть с облегчением. Пушкину стало ясно, что, если не требовать от старосты честного ответа о расходах, оформление бумаг пойдет быстрее. Михаил тоже очень быстро это понял и окончательно успокоился. Теперь вся его бурная деятельность была направлена на то, чтобы как можно скорее переоформить на молодого хозяина село Кистенево. Хозяина же это устраивало полностью. Совмещать сочинение трагедии с делами с каждым днем становилось все труднее, и он радовался, что скоро этой двойной работе придет конец.

В тот день, когда были составлены и подписаны последние бумаги, Александр заметил, что в зелени окружавших особняк деревьев появились первые золотисто-желтые пряди. Начиналась осень, которую он так любил и которую в этом году боялся провести без всякой пользы. Теперь эта мысль показалась Пушкину просто смешной. Осень еще только вступила в свои права, а он уже успел сделать так много! А сколько еще сделает, когда вернется в Петербург… Хотя, конечно, там его будут отвлекать от творчества предсвадебные хлопоты.

Предвкушая возвращение в столицу, Александр уселся за письмо Наталье Гончаровой-старшей. Ему хотелось как можно скорее дать ей знать, что все поставленные ею жесткие условия выполнены. Тогда и младшей Наталье станет известно, что больше никаких препятствий для их брака нет и скоро они будут вместе. Он писал и видел, как его будущая теща берет из рук служанки письмо, надрывает конверт, читает… Ее лицо принимает раздосадованное выражение, но сделать она уже ничего не может. Больше ей не помешать исполнению его мечты! Она будет морщиться, злобно поджимать губы, но ей придется позвать Наташу и показать ей письмо Александра.

О том, с каким счастливым лицом будет читать его письмо сама Наталья-младшая, Пушкин думал уже на бегу к конюшне, размахивая запечатанным конвертом. Он сразу решил, что повезет письмо на станцию сам. Слуги, даже верный Никита Козлов, если бы он велел им отправить письмо немедленно, обязательно провозились бы полдня с какими-нибудь другими делами и на станцию ехали бы без особой спешки. А это значило, что письмо могло попасть в почтовый экипаж, а потом и в столицу на целый день позже. Александра же такое положение дел никак не устраивало. Он и так потерял в Болдине слишком много времени и хотел, чтобы Гончаровы узнали обо всем как можно раньше. К тому же Пушкину хотелось прокатиться верхом — очень уж он засиделся в последнее время в имении. Кажется, даже вообще не выходил из кабинета несколько дней.

Нетерпение его усиливалось с каждой минутой, и он едва дождался, пока ему оседлают лошадь. На дорогу поэт выехал шагом, но там сразу же перешел в галоп и радостно расхохотался, когда ему в лицо ударил резкий порыв ледяного ветра. Мимо него проносились растущие вдоль тракта деревья — уже не такие зеленые, как раньше, а во многих местах желтые, красные и оранжевые. На земле царила осень. Именно такая осень, как любил Александр: яркая, разноцветная, пышная… Нарядная, как начавшая стареть, но не желающая признавать этого женщина, которая старается разодеться как можно богаче и пестрее. И делает это так самозабвенно, что все вокруг начинают верить в ее продолжающуюся молодость. Как верит в это и она сама…