За кулисами в Турине (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович

— Я-то доберусь.

— Ну и отлично.

Поговорив с отцом Жераром, до Убальдо отправил посыльных к своим caporegime. Надо хорошо подготовиться к этому вечеру. Потом пришел к Филомене.

— Доченька, твой муж не успел приехать, как влип уже в несколько историй.

— Он совсем меня не любит, — ответила Филомена, — Я думала, он приехал ко мне, а у него сплошная работа.

— Его голову оценили в сто дукатов. Официально. Завтра об этом объявит глашатай на площади.

— Ой!

— Вот тебе и ой. За сто дукатов люди, которых я считаю своими, продадут не только родную мать, но и меня. А вас с Антонио и подавно. Поэтому ты с детьми сразу после мистерии сядешь в телегу к отцу Жерару. Поживете пока у него в Сакра-ди-Сан-Мигеле.

— В мужском монастыре?

— Это не монастырь, а аббатство. Оно построено специально для того, чтобы принимать путешественников. И дам в том числе.

— Ну ладно, — надула губки Филомена, — Но с Антонио мне нужно серьезно поговорить. Мы ведь решили, что он оставит в Генуе свою прошлую жизнь и своих старых врагов.

— Будете живы — хоть заболтайтесь.

К дому дона Убальдо подтянулись подручные.

— Так, парни. У меня много задач и все разные. Начнем с той, что для всех. Есть такой Антонио Кокки, фехтмейстер из Генуи.

— Твой зять? — спросил кто-то слишком умный.

— Да, — поморщился дон Убальдо, — Он поссорился с некоторыми влиятельными людьми. Ко мне приходил декурион и просил, чтобы Антонио сдался по-хорошему в руки правосудия. Антонио должен бы сидеть тихо как мышь в норе, но чует мое сердце, что его найдут и выкурят. Поэтому кто его встретит, передайте, что я прошу его пойти к декуриону и сдаться. Так будет лучше для всех.

— А что те люди, с которыми он поссорился? Ты с ними тоже поссорился?

— Верно, малый. Я с ними тоже поссорился, но они об этом пока не знают.

— Местные?

— Нет. Генуэзцы.

— Это не те, которые вчера побоище устроили у церкви святого Валентина?

— Те. А может и еще какие-то.

— Так давайте их подожжем и пограбим. Никто на нас не подумает. Они же сами какую-то частную войну с кем-то начали. Точно ведь не с вашим Антонио.

— Почему ты так думаешь?

— Ну он же у тебя не дурак, чтобы в Турине свою личную войну начинать без твоего разрешения. Он скорее из тех, кто продает свой меч.

— Верно, — хмыкнул дон Убальдо, — Парни, вы все правильно поняли. Мы подожжем генуэзцев не потому, что Антонио продал свой меч каким-то их врагам, а потому что они сами начали частную войну с нанимателями Антонио. Сами вчера грубо и нагло нарушили общественный порядок и подставились под предсказуемый ответный удар. Не знаю, как отомстят их истинные противники, но у нас есть возможность пограбить генуэзцев, чтобы те обвинили не нас, а других гостей города. Которых сами же и спровоцировали. А то я обещал декуриону, что все будет тихо, и мы все грустно смотрим, как мимо нас протекают реки золота.

— Кого жжем? — спросили разбойники.

— Не Адорно. Адорно генуэзские живут у Адорно туринских. Их не трогать. Фрегозо, Гримальди, Спинола, Фиески — найти и поджечь. Но не прямо сейчас. Подготовиться заранее, а поджечь когда они вернутся с мистерии. Не прерывать же мистерию на самом интересном месте.

— Почему бы и не прервать?

— Потому что мы с Филоменой хотим ее посмотреть! И для вас, ребята, тоже будет, чем заняться. Слушайте дальше.

— Слушаем, дон Убальдо.

— Мне надо отвлечь внимание во время мистерии. Для некоторых библейских сцен на площадь выкатят клетки с медведем и со львом. Надо будет открыть клетки и выпустить зверей.

— А если звери не захотят выходить?

— Разве ты бы остался в клетке, если бы тебе предложили выйти? То-то же. Так вот. Я, конечно, обещал декуриону не шалить, но не могу упустить случай. Когда из клеток выскочат лев и медведь, в давке можно будет хорошо пограбить зрителей, особенно приезжих. Не все сообразят, что кошелек срезан, а не потерян. Если кого из вас поймают с поличным, то в толпе не удержат.

— И нам потом ничего не будет?

— Мы уже сидим тихо с начала каникул. И будем так же тихо сидеть до той поры, пока гости не разъедутся. Свалим все на заезжих гастролеров, которые явились без спросу, в панике отработали на раз и свалили из города. Все понятно?

— Да, дон Убальдо!

— Все свободны. Кроме тебя.

Разбойники разошлись. Остался один.

— Во время паники на мистерии ты должен устроить смерть одного человека.

— Благородного?

— Нет. Колдуна и чернокнижника. Алхимика. Он будет участвовать в постановке, но за кулисами и не на виду. Чтобы туда попасть, надо отвлечь внимание. Там участвовать в каком-то кулачном бою нанялись люди отца Жерара, спроси у них, они вам покажут алхимика.

— Они нас не сдадут потом?

— Нет. С чего бы монахам вступаться за колдуна и чернокнижника. Вам сам Святой Петр это дело зачтет. Когда откроются клетки, всем станет не до вас. Тык ножиком — и готово. Понятно?

— Понятно. А если попадемся?

— Значит, сами дураки. Главное, добейте. В оправдание скажите, что фейерверки суть демонические огни, а колдунов надо убивать из богоугодных соображений. Повесить не повесят, а дальше я вас прикрою.

— А нельзя как-нибудь потом, по-тихому?

— Нельзя. Было можно, но момент упущен. Надо сегодня до того, как он сбежит из города.

— Ладно, дон Убальдо. Мы все сделаем.

11. Глава. 27 декабря. Невидимый слон наносит ответный удар

Утром двадцать седьмого Дино сходил по делам, с кем-то поговорил и вернулся.

— Сеньор приглашает Вас к себе, — сказал он Кокки.

— На высшем уровне, с почетным караулом и оркестром?

— Нет, как можно тише. Он сидит дома, принимает доклады и никуда не высовывается. На всякий случай посидите с ним. У нас каждый человек на счету. Особенно, каждый человек с мечом. Мало ли кто на кого еще нападет.

Фуггер не стремился быть ближе к центру событий. Для штаба сняли целый отдельно стоящий дом в пригороде. Будет что-то важное, придут и доложат. Кроме Старшего, там разместились секретарь, камердинер и пятеро охранников, по совместительству выполнявших задачи посыльных и конюхов.

Четверть часа верхом от ворот Палатин, ферма на берегу речки Дора-Рипария, впадающей в По. Двор огорожен невысоким забором. Внутри приличный каменный дом в два этажа, конюшня, хозяйственные постройки.

Часовой у ворот. На террасе под навесом еще трое вооруженных людей играют в кости. У стены стоят две аркебузы с дорогими колесцовыми замками.

В Турине в полдень началась мистерия. Кокки хотел бы посмотреть, но увы, не судьба. Тем более, что секретарь Фуггера сходил на плановый сеанс связи в лавку у ворот Палатин и принес новость, что дорогому зятю в ближайшем будущем надо лежать на дне и не всплывать, а лучше и вовсе покинуть Турин.

Фехтмейстер подтащил к камину кресло и уселся поудобнее, протянув ноги к теплу.

Фуггер ни на какую мистерию не собирался. Секретарь расстелил на столе у окне какую-то схему на больших листах. Они вдвоем поводили по схеме пальцами, потыкали карандашами. Негромко говорили по-немецки. Выглядело, будто не то решают головоломку, не то планируют битву.

Похоже, до решения еще далеко. Судя по тону, с которым закончилось обсуждение. Секретарь свернул схему и убрал ее в большую черную сумку. Кокки обратил внимание, что на столе ничего не осталось. А ведь для многих людей умственного труда характерно иметь рабочий стол, заваленный бумагами. Похоже, они тут готовы в любой момент покинуть дом.

Фуггер сам пододвинул второе кресло к камину и сел рядом.

— Иногда полезно обсудить сложные вопросы с умным человеком, который может посмотреть свежим взглядом, — сказал он.

— К Вашим услугам, — ответил Кокки, — Смотреть свежим взглядом намного легче, чем применять Высокое Искусство. Никаких долгов перед людьми и перед Господом.