Фау-2 - Роберт Харрис
— Ты не волновался? — спросил его Граф.
— Нисколько! Мы приземлились посреди огромного леса, нас повезли в его резиденцию — невероятные меры безопасности: таких ты не видел. Зоны внутри зон. В центре — кинотеатр, роскошный, с рядами кресел. Мы разложили наши модели на столе, плёнку вставили в проектор — и стали ждать. И ждали, и ждали. Прошли часы. Потом кто-то крикнул: «Фюрер!» — и он вошёл вместе с Кейтелем, Йодлем, Шпеером и их помощниками. Надо сказать, выглядел он ужасно — сутулый, бледный как полотно, левая рука будто жила своей жизнью — когда сел, ему пришлось держать её другой рукой, чтобы та не дрожала. Он устроился в первом ряду между Кейтелем и Шпеером. Я встал рядом с экраном и сказал: «Мой фюрер, с вашего позволения мы хотим доложить о прогрессе работы отдела вооружений номер одиннадцать!» Потом я щёлкнул пальцами, свет погас, и плёнка пошла. Я комментировал каждый этап, и видел, как он всё больше наклоняется вперёд, а когда ракета взмыла в воздух, его глаза расширились, рот приоткрылся.
— Когда всё закончилось и включили свет, он долго сидел, уставившись в пустой экран, погружённый в раздумья. Никто не осмеливался произнести ни слова. Потом он встал и сказал следующее — это были его точные слова: «Господа, благодарю вас. Если бы у нас были эти ракеты в 1939 году, этой войны не было бы. Никто не осмелился бы против нас выступить. Отныне Европа и весь мир станут слишком тесны для ведения войны. С таким оружием человечество не сможет этого вынести». А потом он тут же присвоил мне звание профессора.
— Поздравляю. И что теперь?
— Теперь?.. — впервые фон Браун выглядел неловко. — Теперь он хочет, чтобы мы построили десять тысяч таких.
— Граф! — крикнул Зайдль откуда-то из-за деревьев. — Ты закончил? Поехали?
— Иду!
Рулевое сопло было идеально изготовлено, настоящее произведение искусства. Он провёл руками по его гладкой поверхности, ощущая продольные бороздки, которые помогали направлять поток раскалённого газа. Пальцы оказались покрыты липкой чёрной сажей от взрыва. Внезапно охваченный отвращением, он отвернулся от кратера и швырнул деталь в обугленные кусты.
Присевшая на землю фигура наблюдала за ним.
Он, от неожиданности, не смог пошевелиться. Силуэт тоже остался неподвижен — худой, тень, не больше подростка, в трёх шагах, частично скрытый за деревом. Из-под тёмно-синей рабочей кепки на него смотрели глаза на мертвенно-белом лице.
Прошло несколько секунд, пока сознание Графа пыталось осмыслить происходящее. Это выживший из стартового расчёта, которого случайно оставили на ночь в состоянии шока? Или призрак, хотя он и не верил в такие вещи? Он почувствовал, как волосы на голове встали дыбом. Он сделал полшага вперёд, и видение исчезло — метнулось за дерево, развернулось и убежало. Значит, не призрак.
— Зайдль! — закричал он. — Здесь кто-то есть!
Он бросился вдогонку. Кто бы это ни был, двигался ловко, но недостаточно силён, чтобы пробираться сквозь густые заросли, и Граф, ломясь напрямик, вскоре оказался достаточно близко, чтобы схватить его за куртку. Первый раз промахнулся, но во второй раз ухватился за ворот, рванул назад, повалил на землю и оседлал, прижав руки коленями — как будто в детской игре. И тут он понял, что перед ним — ребёнок: подросток с тонким, мелким, острыми чертами лицом. Но когда он сорвал с него кепку и увидел густые светлые волосы, то понял, что сидит на девушке лет восемнадцати-двадцати. Он потянулся, чтобы откинуть волосы и получше разглядеть её лицо. Она резко повернулась и укусила его за большой палец. Он выругался и отдёрнул руку.
— Граф! Где ты? — Голос Зайделя доносился как будто издалека.
Услышав другой мужской голос, она задергалась под ним, извиваясь в беспомощной попытке вырваться, а затем обмякла. Её глаза, полные страха и яростного вызова, смотрели прямо в его — как у зверя, загнанного в ловушку.
Голос лейтенанта раздался снова, теперь ближе:
— Граф! Ты в порядке? Я здесь! — Раздался выстрел из пистолета. Резкий треск прокатился по лесу.
Граф оглянулся в сторону, откуда донёсся выстрел, потом снова посмотрел вниз на девушку. Что делать? Если он отдаст её Зайделю, тот, как офицер вермахта, будет обязан передать её в руки СС. Её расстреляют без сомнений. Она была почти ребёнком. Эта мысль показалась ему невыносимой. Он перенёс вес с одной ноги на другую, приподнялся и осторожно отошёл в сторону. Она не двигалась. Может, она была умственно отсталой? Или он причинил ей боль? Он кивнул в сторону деревьев и прошипел:
— Беги!
Она вскочила на ноги без слова и юркнула в чащу.
— Граф!
— Всё в порядке! Не двигайся! Я иду!
Он торопливо вернулся, пробираясь сквозь подлесок. Лейтенант стоял на краю воронки, пистолет всё ещё в руке, лицо недовольное:
— Что, чёрт возьми, происходит? Почему ты кричал? — Он бросил взгляд через плечо Графа, словно ожидал увидеть кого-то ещё.
— Мне показалось, что я кого-то увидел. Но никого не было. Прости, это место действует на нервы.
— Я слышал, как ты бежал.
— Гнался за тенью.
Зайдель окинул его взглядом с ног до головы. Впервые Граф заметил, что его пальто перепачкано грязью и листьями. Он стал отряхиваться. На руке сочилась кровь от укуса. Нужна была хоть какая-то правдоподобная версия.
— Я упал, — сказал он.
— Упал? — Тон Зайделя и поднятая бровь ясно дали понять, что он не поверил, но спустя мгновение он всё же убрал пистолет в кобуру:
— Пора уходить.
10
"Дакота" резко снижалась, так сильно дрожа в турбулентности, что Кэй казалось — фюзеляж вот-вот перекрутится. Нетрудно было представить, как самолёт развалится в воздухе. За последние пять минут ещё двое пассажиров вырвали съеденный завтрак. Запах в неотапливаемом салоне стал липким, всепроникающим, заразительным; ей приходилось бороться с подступающей тошнотой каждый раз, когда самолёт проваливался вниз, и ремень безопасности врезался в живот.
Она ожидала, что посадка будет на аэродроме вроде Нортолта, и по мере снижения всё пыталась разглядеть
