Жена комиссара - Светлана Шахова

– Плохо мне.

Елизавета в последний раз отжала половую тряпку, вытерла руки о фартук, присела рядом.

– Не печальтесь, мама. Лето пережили и осень переживём.

– А чего ждать-то? Ноги не ходят. Голодно.

– Так вы сами есть отказываетесь. Всё детям бережёте. А я, меж тем, с начала месяца регулярно хлеб по карточкам получаю. В городской управе обещали, что скоро на мясо, рыбу и молоко тоже станут карточки выдавать.

Пришла Арина с игрушками. Уселась на полу, принялась баюкать Ванечку. Вдруг она спешно положила «сыночка» в кроватку. Задрала халат вместе с майкой, уставилась на свой живот.

– Мам, а почему он у меня ходит? – спросила с тревогой.

– Животик-то? Так всё просто – ты же дышишь. Вдыхаешь, он надувается, а выдыхаешь – становится пустым и тонким, как мешок из-под крупы, – пояснила Елизавета, а сама подумала, какая же Арина интересная девчушка.

Дочка тем временем продолжала:

– Гм, значит, я одна дышу, а другие нет? Вон у бабушки ничего не поднимается.

В прихожей зазвучали голоса.

– Ученики вернулись, – Елизавета вздохнула с облегчением, поднялась с дивана.

В дверном проёме показался Коля – на голове дарёная пилотка, на плече ранец.

– Всем здрасть, – сказал он деловито. – Аринка, чего тут с голым животом расселась? Есть пошли.

Та одёрнула подол и поспешила за братом.

– Аринушка, перед едой следует помыть руки, – напомнила Елизавета. – Давай вместе.

Из кухни потянуло сладким ванильным ароматом. Когда Елизавета с Ариной вошли, на плите, ворча, уже закипал чайник. Надя сидела за столом. Коля сосредоточенно нарезал кекс. На блюдо ложились ровные треугольники с волнообразными нежно-золотистыми бочками, мягко оттенявшими белоснежную пористую сердцевину.

– Откуда это?! – воскликнула Елизавета, всплеснув руками, и вопросительно посмотрела на сына.

– Вот, мама, хватит картошку да хлеб есть, – начал Николай деловито. – Теперь я знаю, как можно еду добывать. Мальчишки рассказали, что на станции помогают приезжим вещи носить. Ну, после школы пошёл с ними. Смотрю, в вокзале немец с тяжеленным чемоданом. Я подбежал первым. На пальцах объяснил, что хочу помочь. Дотащил до машины. А он мне – большой кекс.

– Какой добрый дядя! – воскликнула Арина, сглотнув слюнку.

– Никакой он не добрый! – взвился брат. – Просто заплатил мне за работу. Ненавижу фашистов! Вырасту, стану военным, как папа. Буду бить этих гадов беспощадно, – он замахал невидимой саблей. – С бешеной собаки хоть шерсти клок, так ведь, мама?

– Коленька, сыночек, как же ты? Такой-то худенький. Смотри, брючки узёхоньки, да и те под ремешком в гармошку собраны, а такую тяжесть тащил.

Елизавета всхлипнула. Арина обвила её шею ручками и тоже заплакала.

– Ой, женщины, вам бы только реветь. Давайте уже есть.

– И правда, мама, зря вы так убиваетесь, – подхватила Надя, разливая по стаканам кипяток. – Мы с Колей уже взрослые: ему девять, а мне вообще десять. Вас в обиду не дадим.

Арина размазала остатки слёз по щекам, последний раз всхлипнула.

– Я тоже скоро вырасту и тоже маму защитю, – проговорила уверенно и прижалась крепче.

Улыбнувшись, Елизавета убрала с лица дочери тонкую прядку тёмных волос. Пересадила на соседнюю табуретку. Положила кусочек бисквита на блюдце.

– Отнесу бабушке Варваре.

– Она же спит! – напомнила Арина.

– Оставлю на стуле в изголовье. Проснётся – обрадуется.

Справившись с лакомством, Арина принесла «сыночка». Принялась качать его, расхаживая по кухне и приговаривая:

– Вырастешь, Ванюшка, пойдёшь на войну. Будешь в фашистов стрелять. Но если увидишь доброго дядю – сразу не убивай. Сначала дотащи его чемодан, куда скажет. А когда даст тебе кекс, вот тогда и пали.

Старшие захихикали.

– Ну, ты, Аришка, сообразительная, – сказала Надя, трепля сестрёнку по голове.

– Вся в меня, – важно вставил Коля.

– Не! Я в папу, – отрезала Арина.

– Поели, посмеялись, а теперь всем быстро спать! – распорядилась Елизавета. – Вам завтра в школу, а мне – снова пороги обивать: может, карточки на мясо и молоко, наконец, дадут.

***

Ожидания не оправдались. Елизавета в который раз возвращалась из Городской управы ни с чем. Уныло взирая на красно-жёлтый хоровод листьев, гонимых осенним ветерком, она вспоминала, как подобные картины изумляли в детстве. Теперь же зрелище навевало тоску.

Сентябрь был на исходе, но карточек ни на что, кроме хлеба и овощей, опять не выдали. Дети исхудали. Мать от еды отказывалась. Теряя последние силы, уже не вставала с постели.

Придавленная мрачными мыслями, Елизавета вошла в такой же мрачный подъезд. Не поднимая головы, прошла тамбур между дверьми и вдруг заметила, как от стены под лестницей отделилась фигура.

– Тише, – прозвучал мужской шёпот раньше, чем она успела закричать.

Человек в чёрном кожаном плаще шагнул из полумрака.

– Иван Потапыч? – прошептала Елизавета.

Она не видела старшего по дому с той встречи в комендатуре. Первым желанием сейчас было поблагодарить, что не выдал тогда. Но он остановил жестом, приложив палец к губам, и тихо заговорил:

– Елизавета Тихоновна, участились доносы на семьи советских офицеров. Уходите с квартиры, как можно скорее.

– Куда же я пойду с детьми? – в ужасе зашептала она в ответ. – А что станет с мамой? Не бросать же её здесь одну.

– Учтите, тот немец в комендатуре засомневался, что вы жена сапожника. Пришлось дорабатывать вашу легенду на ходу… Это всё. Я предупредил. Дальше, как знаете, – закончил он и спешно вышел из подъезда.

Елизавета не помнила, как прошла несколько ступенек до квартиры, как отперла дверь, что кричала Арина, встречая у порога. В голову иглами вонзались мысли о страшном будущем.

Дочка не отставала, тянула за рукав.

– Мама! Бабушка не просыпается! Я её будила, будила, хотела дать воды, как вы велели, а она совсем не шевелится!

Наконец сознание ухватило смысл. Елизавета бросилась в комнату. Трепеща всем телом, на минуту замерла у дивана, где лежала мать. Склонилась над её лицом. Всмотревшись, приложилась губами ко лбу. Укрыла с головой и, упав на колени, беззвучно зарыдала.

Арина тоже разревелась.

– Как же бабушка будет дышать под одеялом?! – взволнованно проговорила она, захлёбываясь слезами.

Елизавета не ответила, лишь прижала дочку к груди.

Когда первый приступ прошёл, достала из комода чёрный платок. Свернув, повязала на голову. Взяла Арину на руки, направилась к выходу.

В квартиру шумно ввалились старшие дети, но, уставившись на Елизавету, тут же притихли.

– Идите за мной, – проговорила она скорбно.

Поднялись на второй этаж.

Сразу отозвавшись на стук, Мария коротко спросила с порога:

– Тётя Варя?

Елизавета кивнула.

– Проходите, родненькие, проходите, – засуетилась соседка. – Детишки, бегом в комнату и давайте за стол. Мои как раз кушают. Сейчас вам тоже картошечки мятой положу.

Лиза свернула в кухню. Остановилась у окна. Взгляд сам