Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши

Знаю, для вас это такой же шок, как и для нас. Вчера казалось, что она пошла на поправку. – Он шагнул к Мириному мужу и осторожно сжал его плечо. – Я несколько раз пытался связаться с вами перед тем, как ее выписали. Думал, вы уговорите ее не уходить из больницы. По моему мнению, за ней стоило еще понаблюдать, но, как вы знаете, она твердо решила ехать домой. – Помолчав, он вгляделся в лицо Филипа, проверяя, понимает ли его тот. Супруг Миры тупо уставился на ее безжизненное тело. Амит выпустил его плечо. – Мы знали, что морфин ей больше не помогает. Возможно, что-то упустили. Мне очень жаль. Нам будет ее не хватать. Мне будет ее не хватать.

Я заглянула в карточку. Когда Миру снова привезли в больницу, доктор Холбрук удвоил ей дозу морфина. Почему же он не послушал Амита, который предлагал рассмотреть другие варианты лечения?

И без того бледное лицо Филипа побелело еще сильнее.

– Доктор Мишра, если Мира хотела ехать домой, она ехала домой. Ее никто не может… не мог переубедить.

Одним из качеств Миры, которым я больше всего восхищалась, была сильная воля. Однако, возможно, именно она и стала причиной ее смерти? Я закрыла глаза, стараясь сдержать слезы. Мне и раньше доводилось видеть, как пациенты умирали, конечно, меня это расстраивало, но до сих пор еще ни разу не уходил человек, с которым я так сблизилась.

– Поговорим у меня в кабинете.

Амит взял мужа художницы за локоть и повел к выходу. Проходя мимо меня, он помедлил, словно хотел что-то сказать. Я встретилась глазами с мистером Бартошем. Он словно бы умолял меня взглядом о чем-то. Я видела, как ему горько, но не могла подобрать слов, чтобы его утешить. Просто развернулась к кровати. Женщина, лежавшая на ней, уже не была Мирой. Она была лишь похожей. Но не Мирой. То же самое я подумала, когда разглядывала портрет Индиры.

Теперь все должно было измениться. Мы больше не будем говорить о том, что знала Мира и чего не знала я. Я не услышу ее смех. Она не сделает мою жизнь интереснее. Не даст иллюзию, что я могла бы попасть в ее мир. Не слушать мне больше ее рассказов о местах, где она побывала, странах, где жила, необычных людей, которых встречала. Мира стала для меня не просто пациенткой – подругой. И оставляла она не просто больницу, она оставляла меня. Мысленно я разговаривала с ней, как разговаривала вживую всего полчаса назад. Мира, зачем ты ушла? Ты нужна мне. Мне о стольком еще нужно тебя спросить, столько узнать, столько тебе рассказать. Ты оживила мой мир. Заставила меня чувствовать. Чувствовать, что я что-то значу для тебя. И себя. Пожалуйста, не уходи!

Но она не слышала. Она уже ушла.

* * *

Старшая медсестра накрыла Миру простыней и позвала санитаров увезти тело. Простыня вымокла от крови. Я отрешенно сидела на стуле, все еще сжимая в руках стопку чистого белья, и мысленно перебирала все, что сделала до того, как отправилась в кладовую. Я отерла ей лоб холодной салфеткой. Пощупала пульс. Хотела дать воды, но она отказалась. Прежде чем выйти, я убедилась, что в комнате комфортная температура и открыто окно.

Словно в тумане я смотрела на белье, которое сжимала в руках. Потом слегка разжала пальцы. Стала рассматривать свои отполированные до блеска ногти. Фартук – белый, как гималайские облака на картинах Миры. Никаких свидетельств того, что художница умерла. Может, ничего и не произошло? Все это просто страшный сон? Я ущипнула себя за руку. И уставилась на набухающее красное пятнышко на коже. Ущипнула сильнее. Слезы подступили к глазам, на этот раз я не стала их смаргивать, и они покатились по щекам.

Когда Мира рассказывала, я словно переносилась в ее тело и видела мир ее глазами. Шартрез, лазурь, кроваво-красный и бирюзовый – те же цвета, что задавали тон ее картинам. О своем ремесле она рассказывала так, будто красками и кистью управляла за нее какая-то страшная сила, и она совсем не контролировала процесс. Мира спрашивала, понимаю ли я. Я кивала. Потому что в самом деле понимала. Так всегда бывало с людьми, которые мне нравились. Меня тянуло к ним, я наслаждалась их обществом и с удовольствием слушала их рассказы. Ее истории я запомнила в мельчайших подробностях. Она так ярко описывала людей, так здорово изображала надменное лицо матери. Говоря об отце, поглаживала воображаемую бородку, как, по ее словам, в глубокой задумчивости всегда делал он. У Миры здорово получалось пародировать близих, я всегда смеялась.

Передо мной остановилась старшая медсестра. Я подняла глаза. Увидела, что губы ее шевелятся, но не услышала ни слова. Нахмурившись, она взяла меня за руку. Я отшатнулась, она словно оглушила меня, выдернула в реальность. В палате, кроме нас, никого больше не было.

– Сестра Фальстафф, вы же понимаете, что к вам возникнут вопросы?

Я лишь смотрела на нее, разинув рот.

– Кивните, если понимаете.

Я молча кивнула.

– Мы хотим знать все, что предшествовало смерти миссис Новак. Возможно, вам лучше это записать. Минута в минуту.

– Я вышла из палаты на двадцать минут, – беспомощно пробормотала я.

И вместо ответа показала ей постельное белье. Хотелось, чтобы старшая сестра сказала мне, что это неправда. Что мне просто приснился страшный сон, как часто случалось с того вечера, когда папа сел в поезд до Англии, оставив меня на платформе с куклой катхпутли в руках. Сел и ни разу не оглянулся.

Я прижала стопку белья к груди. Мира, зачем ты ушла?

Старшая медсестра осторожно разжала мои руки и забрала его.

– Опыт приходит с годами. Может быть, ты вколола ей двойную дозу морфина? Или не выдержала время между двумя уколами?

Сердце заколотилось в груди. Я встревоженно посмотрела на нее и покачала головой. Резко вытерла глаза ладонями.

– Нет, сестра. Я точно следовала указаниям доктора в карточке. Мисс Новак требовался укол, а время еще не пришло, и я вколола половину дозы.

Сколько бы я ни сдерживала слезы, они по-прежнему капали на фартук. Я выдернула из кармана юбки платок и вытерла глаза.

– Ты семь дней в неделю берешь длинные смены. От этого у кого хочешь помутится в голове. Возможно, ты устала…

– Мэм, не думаю, что дело во мне, вернее, точно знаю, что это не так. – Я постаралась подобрать правильные слова. – Я бы ни за что не причинила вреда мисс Новак. Я не устаю от длинных смен. Мне нравится моя работа.