На заре земли Русской - Татьяна Андреевна Кононова
И о детях молилась Александра, не было ни дня, чтобы она не вспоминала Романа и Ростислава, ни дня, чтобы она не обращалась к старшим мальчикам точно так же, прося их верить, надеяться и помнить. Колокольный звон поднимал молитвы всех горожан в снежные небеса и, разлетаясь пушистыми хлопьями снега на ветру, уносил слова каждого к тем, для кого они были произнесены. Александра верила, что Всеслав и мальчики её услышат и вспомнят.
Пресвятую, пречистую, преблагословенную, славную Владычицу нашу Богородицу и присно Деву Марию, со всеми святыми помянувше, сами себе и друг друга Христу Богу предадим. Господи, помилуй…
На выходе из собора молодой наместник великого князя, его сын Святополк, покинул придел быстрым шагом, вышел первым, встал на пути у Александры и окруживших её сыновей. Велел старшим гридням, боярам, ступать по домам, а сам остался на паперти, не позволяя уйти княгине.
— Что ж ты, мать, делаешь, — протянул он негромко и язвительно, окинув Александру долгим холодным взглядом. Женщина гордо приподняла подбородок и расправила плечи, одёрнула пуховый платок и протянула в сторону руку, останавливая рвущихся вперёд мальчишек. — Ты своим сыновьям проходу не даёшь. Пошто у своей юбки их держишь? Аль они от того тебя любить больше станут? Ошибаешься, Александра.
— Не тебе, Святополк Изяславич, решать, как мне сыновей воспитывать, — ответила княгиня спокойно и сухо. — Не ты мне их подарил, не в твоём уделе они будут князьями, а заветы родного отца они всегда будут помнить, и другому я их учить не стану.
— Они воины, мать, воины и будущие правители, а ты их, как детей малых… — начал было Святополк, но вдруг Борис, осторожно отстранив твёрдую руку Александры, бросился вперёд, закрывая её собой:
— Не смей, пёс, мать позорить! Тебе ли говорить о чести да храбрости! — зло выплюнул он прямо в лицо князю. Его поджатые губы задрожали от гнева, светлые брови сурово слетелись к переносице, глаза полыхали молниями, и на миг Святополк даже опешил от таких слов, а потом, опомнившись, выхватил из-за пояса лошадиную плеть, коротко замахнулся и наотмашь ударил парнишку по лицу. Борис вздрогнул, его голова дёрнулась назад и вбок, но он даже не поморщился, только, отвернувшись, прижал ладонь к обожжённой ударом щеке. Александра вскрикнула, повисла на руке у разгневанного князя:
— Оставь, оставь, Святополк Изяславич! Бориска, кланяйся! Проси прощения!
— И не подумаю, — глухо промолвил Борис. — Я всю правду сказал!
С этими словами он развернулся и помчался прочь, к темнеющему за церковными воротами посаду. Святослав рванулся было за ним, но, поразмыслив, остановился: всё одно брата сейчас не вернуть, зная его горячий крутой нрав и дерзость в часы гнева, только хуже будет.
Святополк и Александра смерили друг друга ледяными взглядами. Им разойтись никак было невозможно. Александре сразу опротивел его гордый и надменный вид, его вседозволенность и безнаказанность. Она и помыслить не могла о том, чтобы быть хозяйкой дома, который принадлежит ему. Не пускала его ни в свою горницу, ни в горницу Всеслава, ей всё казалось, что одно его присутствие оскорбит честь мужа. Теперь же, когда он впервые поднял руку на её сына, она отчётливо поняла, что так продолжаться больше не может.
Мальчики возвращались домой взволнованные и притихшие. Они все видели и слышали, они стояли рядом и каждый про себя думал, что, будь он на месте Бориса, то поступил бы точно так же. Ни один из них, даже самый младший, Глеб, не побоялся бы защитить родную матушку, ответить на обидные слова князя не менее смело и дерзко. Только вот… что теперь с Бориской будет? Он так скоро не воротится. А когда воротится, то князь Святополк не преминет случаем наказать его за дерзость. Эта мысль пугала всех троих, пугала, но не останавливала.
Святослав, бывший самым близким к Борису, решил, что будет бороться вместе с ним, и никакие удары, никакие оскорбления его не остановят. Чем он хуже старших, Романа и Ростислава, которым нынче даже тяжелее, чем им всем, но они ведь держатся? Наверняка не жалуются и не плачут. Они мужчины, они воины, будущие князья, а значит, их пример — пример для всех остальных братьев.
На северный Полоцк мягко и незаметно опустилась ночь. Засветились желтоватым светом мутные окна, стихли голоса, скрипы повозок и дверей, лай собак, мычание коров и вечерний колокольный звон. В печных трубах завывал ветер, гулко хлопали деревянные ставни. Сжавшись от холода под тёплой вязаной шалью, Александра раз за разом вспоминала минувшие события. Как же так могло получиться? Раньше у неё и молодого наместника не было ссор, только сухая и холодная наверняка взаимная неприязнь, нынче же это переходит пределы дозволенного. Женщина не могла уснуть: не давали покоя тяжёлые мысли, мысли о сыне — где он, что с ним, когда вернётся? Да и глубокий грудной кашель, ставшей уже привычным, мучил бесконечно.
— Сашенька, спишь? — послышался где-то совсем рядом встревоженный шёпот травницы Дарьи. Александра теперь ночевала в девичьей, но это её ни капли не смущало. — На-ка, выпей. Полегче станет!
Дарья помогла Александре сесть, поддерживая её под локоть, подала деревянную миску с горячим отваром из имбиря, облепихи, листьев земляники и мёда. Обжигаясь, Александра сделала несколько глотков и, снова закашлявшись, откинулась назад. Дарья поплотнее укутала её ещё одним пуховым платком.
— Что же ты не бережёшь себя совсем, Сашенька, — вздохнула она, садясь рядом на узкую постель и успокаивающе гладя женщину по плечу. — Ты одна у нас осталась надёжа и опора, да и для себя бы побереглась…
Дверь тихо скрипнула, пропуская в жарко натопленную горницу струйки холодного ветра. Александра тут же подобрала босые ноги под себя, Дарья невольно поёжилась.
— Матушка? — вдруг послышался из темноты негромкий ломающийся мальчишеский голос. Дарья тепло улыбнулась и, едва заметно кивнув княгине, вышла из горницы. Княжич, недолго потоптавшись на пороге, тихонько подошёл и встал рядом с матерью, потупившись и не умея подобрать нужных слов. Александра протянула руки и крепко обняла сынишку. Усадила подле себя, прижала его голову к своему плечу,
