Вопрос - Георг Мориц Эберс
Карлик взял лист из руки Ксанфы и сказал:
— Это лист оливкового дерева, он особенно длинен и имеет светлую и темную стороны. Ты доживешь до глубокой старости, и жизнь твоя будет счастливой ровно настолько, насколько ты сама ее устроишь.
— Сама устроишь, — повторила девушка. — Настоящий куриный оракул. «Как люди поступают, так и дела идут», — говаривала моя нянька через каждое второе слово. Разочарованная и сердитая, она бросила лист на землю и повернулась спиной к человечку.
Фокусник пристально и пытливо наблюдал за ней, не без труда поднимая лист. Затем, приветливо взглянув на отца, он позвал ее обратно, указал пальцем на внутреннюю поверхность листа и сказал:
— Только посмотри на эти линии с маленькими черточками здесь на конце. Это улитка с рожками. Медлительное создание! Она предостерегает людей от чрезмерной поспешности. Если почувствуешь желание бежать, умерь свой шаг и спроси, куда ведет тропа.
— И двигаться по жизни, как повозка, ползущая в долину с тормозами на колесах, — перебила Ксанфа. — Я ожидала чего-то иного, нежели уроки школьного учителя, от умной курицы, что нагрузила Семестру столькими годами.
— Спроси ее лишь о том, что у тебя на сердце, — ответил человечек, — и она не замедлит с ответом.
Юная дева нерешительно взглянула на фокусника, но подавила желание узнать больше о будущем, опасаясь насмешек отца. Она знала, что когда Лисандр был здоров и свободен от боли, ничто не радовало его так сильно, как возможность дразнить ее до слез.
Больной догадался, что происходит в уме его маленькой дочери, и ободряюще сказал:
— Спроси курицу. Я заткну оба уха, пока ты будешь вопрошать оракула. Да, да, тут едва можно расслышать собственный голос из-за монавла и криков этих безумцев поодаль.
— Такие звуки манят любителей поплясать так же верно, как медовые соты привлекают мух. Клянусь собакой! Там уже четыре веселые пары! Только мне не хватает Фаона. Ты говоришь, ложе в доме моего брата стало слишком жестким для него, и он нашел подушки помягче в Сиракузах. У нас день начался давно, а в городе, быть может, еще не совсем покончили со вчерашним. Мне жаль славного малого.
— Правда ли, — спросила Ксанфа, краснея, — что мой дядя ищет для него богатую невесту в Мессине?
— Вероятно, но в сватовстве не всегда достигают желаемой цели. Разве Фаон ничего не рассказывал тебе о желаниях своего отца? Спроси фокусника, иначе его новые одежды достанутся ему слишком легко. Избавь меня от упрека в расточительстве.
— Я не желаю этого делать; какая польза от таких глупостей? — ответила Ксанфа с пылающими щеками, собираясь уйти в дом.
Ее отец пожал плечами и, повернув голову, крикнул ей вслед:
— Поступай как знаешь, но отрежь кусок от коричневой шерстяной ткани и принеси его фокуснику.
Юная дева скрылась в доме. Мелодия, которую мальчик извлекал из монавла, звучала снова и снова, монотонно, но веселье молодежи постоянно нарастало; все выше и выше взлетали прыгающие ноги.
Ленты трепетали, словно подхваченные бурей; развевалось множество пестрых одежд, и не было конца крикам и хлопкам в ладоши в такт музыке.
Когда Мопус или любой другой парень возвышал голос необычайно громко, или девушка смеялась от переполняющей сердце радости, глаза Лисандра сверкали, как солнечный свет, и он часто поднимал руки и весело покачивался взад и вперед в такт музыке.
— Ваше сердце и впрямь танцует вместе с молодыми, — сказал фокусник.
— Но ему не хватает ног, — ответил Лисандр и затем поведал ему о своем падении, о подробностях своих страданий, об опасности, в которой он был, об использованных лекарствах и окончательном выздоровлении. Он делал это с большим удовольствием, ибо всегда чувствовал облегчение, когда ему дозволялось рассказать историю своей жизни сочувствующему слушателю, и мало кто слушал внимательнее, чем фокусник, отчасти из подлинного интереса, отчасти в предвкушении ткани.
Человечек часто прерывал Лисандра умными вопросами и не терял терпения, когда рассказчик замолкал, чтобы помахать рукой веселой компании.
— Как они смеются и наслаждаются жизнью! — снова воскликнул больной. — Все они молоды, и до того, как я упал...
Фраза не была закончена, ибо звуки монавла внезапно смолкли, танцоры остановились, и вместо музыки и смеха послышался голос Семестры; но в то же время Ксанфа, неся на руке небольшой кусок коричневой ткани, приблизилась к больному. Тот сначала с некоторым удивлением посмотрел на раскрасневшееся лицо дочери, затем снова взглянул на место прерванного танца, ибо там происходило нечто такое, чего он не мог полностью одобрить, хотя это и заставляло его смеяться вслух.
Молодые люди, чья забава была прервана, оправились от испуга и соединились в длинную цепь.
Мопус возглавил эту дерзкую ватагу.
За каждым юношей следовала дева, и вся группа была едина, ибо каждый крепко держал стоящего впереди обеими руками.
Распевая ритмичную плясовую мелодию, наклонив вперед верхнюю часть тела и выделывая ногами изящные па, они кружили все быстрее и быстрее вокруг разъяренной домоправительницы.
Та силилась поймать сначала Хлорис, потом Дориппу, потом еще какую-нибудь девицу, но, прежде чем ей это удавалось, цепь разрывалась, смыкаясь снова у нее за спиной, прежде чем она успевала повернуться. Мопус и его темноволосая возлюбленная снова были заводилами. Когда кольцо разрывалось, юноши и девы быстро хватались друг за друга вновь, и цепь поющих, смеющихся парней и девушек опять кружилась вокруг старухи.
Некоторое время развеселившийся хозяин дома не мог заставить себя неодобрительно покачать головой; но когда старая домоправительница, не перестававшая браниться и трясти своим миртовым посохом, начала шататься от гнева и волнения, Лисандр подумал, что шутка зашла слишком далеко, и, повернувшись к дочери, воскликнул:
— Иди, спаси Семестру и прогони этих безумцев прочь. Веселье не должно выходить за должные пределы.
Ксанфа мгновенно повиновалась приказу, цепь разорвалась, юноши бросились в одну сторону, девы — в другую; парни ускользнули, так же как и все девушки, кроме темноволосой Дориппы, которую Семестра поймала и загнала в дом с гневными словами и тумаками.
— Быть слезам после утренней пляски, — сказал Лисандр, — и советую тебе, друг, если хочешь сам избежать взбучки, немедленно покинуть это место со своими пернатыми артистами. Отдай человеку ткань, Ксанфа.
Ксанфа протянула коричневую шерстяную материю фокуснику.
При этом она слегка покраснела, ибо,