Благовест - Алиса Клима

Ларионов вышел из кабинета и присел с женщинами.

– О чем вы тут? Опять плетете заговоры? – Он улыбался и выглядел бодрым.

– Да я вот подумала, – Клавка перегнулась через стол, обильно обмакивая оладьи в черничное варенье, – в деле же замешана эта стукачка – Рябова.

Вера исподлобья наблюдала за Ларионовым. Тот ел и слушал.

– Что ты предлагаешь? – спросил он.

– Ну а как же давать показания без нее? – Клавка пожала здоровым плечом.

– А почему без нее? – вмешалась Вера. – Я ничего против Рябовой не имею, но она работала на Грязлова, хоть тот ее и принудил.

– Вот и я о том. – Клавка говорила с полным ртом. – Пусть отвечает за все. Если бы не Рябова, может, многого бы тут и не случилось. Кто знает, что она ему там плела! И вообще непонятно, как мы построим без этого звена показания, если именно через нее заманили этого хмыря позорного в конюшню.

Ларионов немного помолчал.

– Вы понимаете, какие последствия будут для Натальи Рябовой? – наконец сказал он.

– Какие заслужила! – выпалила Клавка. – Мы все ответку держим за свои дела. А она что, какая-то особенная? Шестерка, она и в Африке – шестерка!

– Скорее всего, Рябову подведут под «вышку», – спокойно сказал Ларионов. – Мы – не суд, не нам решать. Но надо до приезда комиссии взять ее тогда под стражу.

Вера опустила глаза и молчала. Клавка дергалась, блуждала глазами по потолку и бубнила:

– Не мы ее толкали на это…

– Тогда я отдам приказ Фролову взять Рябову под стражу. – Ларионов поднялся.

– Тогда и показания наши будут честные, – не унималась Клавка.

Ларионов сухо кивнул и направился к выходу.

– Нет! – будто опомнившись, вдруг воскликнула Вера.

– Ты чего? – подскочила Клавка.

Вера догнала Ларионова в сенях и схватила его за рукав.

– Нет, нет, – она замотала головой. – Этого нельзя допустить.

– Что же мне прикажешь делать? Клавдия не хочет менять показания.

– Ну вот! – недовольно крикнула Клавка из кухни. – Как всегда, я – крайняя… У меня, между прочим, ранение.

Ларионов пристально смотрел на Веру.

– Верочка, даю вам с Клавдией полчаса, чтобы вы приняли решение, – сказал он и вышел.

Вера вернулась в кухню.

– Ты что, думаешь, я хочу ее под «вышку» подвести? – Клавка нахмурилась. – Да мне-то что. Но и мы почему должны теперь сочинять что-то? А эта сука потом еще какую-нибудь подлость выкинет. Такие люди неисправимы…

– Помолчи. – Вера задумалась.

– Я-то помолчу… Но мое мнение такое: предателей надо наказывать. Конечно, не ВМН, но все же…

– Но есть риск, что именно ВМН. Ты понимаешь, что ее расстреляют за мелочь?

– Мелочь?! – Клавка гордо постучала по перевязанному плечу. – Хорошо, попал в руку, а если бы не в руку? А Паздеев? Пацан чудом не помер… Посмотрела бы я на Рябову, если бы, не дай бог, Грязлов в тебя попал! Ларионов бы от нее мокрого места не оставил. И суда бы не дождался. Да если блатари узнают, что Рябова ссучилась, ее вмиг на перо насадят!

– Ты решила сдавать? – Вера понимала и правоту и негодование Клавки. – Я – против. Но тебе решать…

Клавка сердито молчала, отвернувшись. Вера тоже. Через полчаса вернулся Ларионов.

– Что решили? – спросил он, наливая воду из кувшина.

Клавка сидела нахохлившись, косясь на Ларионова подбитым глазом и периодически икая от обжорства.

– Пусть Верке скажет спасибо, – заворчала наконец она. – Рябова ей теперь по гроб жизни обязана.

Ларионов смерил Веру взглядом.

– Ты согласна менять показания? – переспросил он Клавку.

– Да согласна, согласна! – выпалила та, не стесняясь выказывать раздражение при начальнике. – И нечего на меня так смотреть! – сердито обратилась Клавка уже к Вере. – Ты жизнь ей спасла. А она все равно предательница – могла не стучать в крайний раз. Сама ведь его вызвала! Помяните мое слово: эта святоша еще где-нибудь проявится…

Достигнув согласия по Рябовой, составили историю, на основе которой должны были даваться показания. Ларионов позвал Федосью и приказал ей ехать в Сухой овраг, чтобы сообщить о плане Паздееву на случай, если комиссия решит допросить и его. Кузьмича Ларионов отпустить не мог, и Федосья поехала в лазарет одна.

– Я думаю, надо теперь пригласить Рябову, – сказал Ларионов.

– Я схожу. – Вера отправилась за Рябовой.

Клавка была угрюма. Ларионов – суров.

Вскоре Вера вернулась уже с Рябовой.

– Входи, Наташа, – сказала она бережно, словно боялась напугать девушку еще больше.

Рябова робко вошла в кухню, и Ларионов пригласил ее присесть.

Клавка как «Зевесовой вожжою»[63] хлестала Рябову взглядом и сопела.

– Наталья, – начал Ларионов, – тебе известно, что приезжает комиссия для выяснения дела, связанного с преступлениями бывшего лейтенанта Грязлова и его побегом?

Рябова кивнула. Клавка вращала глазами и скрежетала зубами, не в силах скрыть раздражения и неприязни, но молчала.

– Я принял решение не упоминать тебя в этом деле, – сказал Ларионов, и Рябова наконец подняла глаза. – Но я должен признаться, что это с моей стороны нарушение. Но Александрова настояла.

– Вот-вот! – Клавка не выдержала и всполошилась, всеми мускулами выказывая потребность надавать Рябовой тумаков. – Жизнь спасла тебе! Тихушница…

– Клавдия! – рявкнул Ларионов. – Сейчас в ШИЗО отправлю.

–«Нет правды на земле…»[64] – Клавка несогласно заелозила на стуле.

– Поэтому лучше, если ты все это время будешь в наряде в столовой. Тебе ясно? – закончил Ларионов.

Рябова снова кивнула, не поднимая головы.

– Хоть бы спасибо сказала! – не могла смириться и уняться Клавка.

– Клава! Не видишь, она дрожит. Наташа, тебе нечего больше бояться, – вмешалась Вера.

– Спасибо. – Рябова решилась посмотреть на Веру. – Я тебе всю жизнь буду благодарна…

– Это – пустяки! – улыбнулась Вера.

Они долго смотрели друг другу в глаза, и Рябова опустила взгляд. Клавка неодобрительно мотала головой.

– Изволили! – послышался голос Кузьмича из сеней.

– Побудьте здесь. – Ларионов вышел из-за стола. – Ждите указаний.

Он последовал за Кузьмичом. Клавка демонстративно бросила на стол чайную ложку.

– Погубит тебя твоя доброта, – буркнула она Вере. – Предателей жалеть – ждать беды. А ты смотри! – Клавка пригрозила Рябовой кулаком у самого ее носа. – Я теперь с тебя глаз не спущу.

На стене в тягостной тишине мерно тикали часы. Через некоторое время дверь отворилась, и в сенях послышались громкие, возбужденные голоса.

«Идут, идут!» – Сердце Веры заколотилось.

Девушки непроизвольно распрямились, вскочили из-за стола и выстроились по привычке у печи, как на плацу.

В кухню первым вошел Ларионов. За ним – невысокий, на вид веселый и простоватый мужичок средних лет в форме майора. Последним ковылял уже знакомый Вере и другим заключенным бессменный Туманов, еще более располневший и постаревший.

Вера ничего не могла понять: