Молот шотландцев - Виктория Холт

— У меня есть просьба, — сказал он, сидя у ее постели. — Исполнишь ли ты ее, королева моя?

— Она исполнена, прежде чем вы ее озвучили, — ответила она.

— Она может тебе не понравиться.

— Если это нравится вам, государь мой, я уверена, это понравится и мне.

Какая она была покорная! Как жаждала сделать его счастливым! О, счастливый день, что послал ему Маргариту!

Он сказал:

— Ты не будешь возражать, если мы назовем дитя Элеонорой?

Она помедлила, и он подумал: «Ах, я попросил о слишком многом».

Затем она сказала:

— Разве вам не будет грустно вспоминать?..

Он взял ее руку и поцеловал.

— Как я могу грустить, когда у меня лучшая женщина на свете?

Краткая молитва Элеоноре. Он не хотел ее обидеть, лишь утешить свою нынешнюю королеву. Он велит отслужить молебны за душу Элеоноры и возложить цветы к подножию всех крестов.

— Я любил всем сердцем троих, и всех звали Элеонорами… мою мать, мою дочь и мою королеву. Бог забрал их всех, но послал мне мою Маргариту, которая не дарила мне ничего, кроме радости, с тех пор, как я впервые увидел ее лицо.

Этого для Маргариты было достаточно.

Маленькую Элеонору крестили в королевской часовне Винчестера, ибо двор в то время находился там. После крестин младенца, лежащего в парадной колыбели, покрытой горностаем и золотым покрывалом, показали знати.

Эдуард был от нее в восторге. Он нежно любил своих дочерей. Они все его очаровывали. Его маленькие сыновья были прелестны, но в глубине души он больше всего любил девочек.

Это заставило его задуматься о старшем сыне. Он гадал, как у них с Элеонорой мог родиться такой мальчик.

Это вернуло его к неотвязной мысли, что очень скоро ему придется что-то предпринять насчет Эдуарда.

***

В соларе своего поместья Клэр в Глостере Джоанна сидела со своими женщинами, а один из ее менестрелей играл для ее развлечения. Казалось, она глубоко задумалась, пока он перебирал струны лютни и пел те песни, что были особенно любимы его госпожой, — обычно о любви и страсти.

Рассеянно наблюдая за юношей, она гадала, как его приняли при дворе ее брата, куда она его послала сыграть несколько новейших баллад. Эдуарду они понравились, как и его большому другу Пирсу Гавестону. По правде говоря, стоило Гавестону что-то полюбить, как это тут же нравилось и Эдуарду. Он был просто без ума от этого юноши, и Гавестон это знал. Он постоянно просил о милостях и получал их.

Королю это не нравилось, и он говорил с ней об этом. А юному Эдуарду было просто наплевать. Однажды он сам станет королем, и Гавестон постоянно ему об этом напоминал.

Она пожала плечами. Эдуард будет совсем не похож на отца. Она была уверена, что он не захочет вечно разъезжать по этим скучным войнам. Почему человеку не могут позволить наслаждаться жизнью? Почему они вечно должны думать то об одном завоевании, то о другом?

Именно из-за войны ее отца Ральф сейчас был в отъезде. Она досадовала, думая о своем красивом муже, который был далеко на севере, возможно, в Шотландии. Эдуард сказал, что раз ему дарованы рыцарские почести, он должен их оправдывать. Она поедет к нему, ибо не могла выносить столь долгой разлуки. Неправильно, что они врозь. Она была бы с ним уже сейчас, но он уехал в такой спешке по делам короля, а ее саму в последние несколько дней удивляла вялость, что, казалось, овладела ею. Она хотела быть с Ральфом, видит Бог, но мысль о путешествии приводила ее в ужас. Это было странно, ибо раньше она ни во что не ставила путешествия. Она бы отправилась в Святую Землю со своим мужем — как делали женщины до нее, — если бы возникла такая необходимость. И все же в последние несколько дней эта усталость одолевала ее.

Может, она и впрямь наконец постарела. Тридцать пять лет. Уже не юность. В прошлом году, когда ее старшую дочь Элеонору выдали замуж за Хью ле Диспенсера, она остро это почувствовала. Элеоноре, правда, было всего тринадцать, но когда у тебя дочь на выданье, поневоле ощущаешь, как подступает старость.

Менестрель пел нежную песню. Она уносила ее в прошлое. Впервые она услышала ее, еще когда была женой Гилберта. Она улыбнулась. Как же он был в нее влюблен, этот старик! Не было ничего, чего бы он для нее не сделал, и как же она была рада, когда его не стало и появился Ральф…

— Мы поженимся, — пробормотала она. — И мне все равно, что скажет мой отец…

Она снова была там, в прошлом… волнение тех дней… ее решимость бросить вызов королю… первые мгновения страсти с мужчиной, которого она так яростно желала… Блаженство, восторг, упоение… все, о чем она когда-либо мечтала.

— Ральф, — прошептала она, — ты должен быть здесь… Ты должен был бросить ему вызов… отказаться покидать меня…

Одна из женщин склонилась к ней.

— Вы что-то сказали, миледи?

Она не слышала. Она не видела женщину. Она соскользнула вперед в своем кресле, ибо сцена вокруг нее внезапно померкла, и она погружалась во тьму.

— Моей госпоже дурно, — сказала служанка, испуганно глядя на менестрелей.

Те бросили лютни и подбежали к ней. Они приподняли ее голову и заглянули в ее странно отрешенное лицо.

С благоговейным трепетом проговорил один из менестрелей:

— Моя госпожа мертва.

***

Король не мог поверить. Он был сражен горем. Джоанна, его прекрасная дочь… мертва! Но ведь она была так полна жизни, самая живая из всех его дочерей. Смерть и Джоанна — эти два слова никогда не стояли рядом.

Он был так стар; она — так молода. Его собственная дочь. И она умерла так же, как ее сестра Элеонора. Они были слишком молоды, чтобы умирать. Некоторые из детей умерли, и их смерть не была неожиданностью. Они хворали с рождения. Но Джоанна…

Он был утомлен, измучен и очень, очень печален.

Он должен написать епископу Лондонскому и сообщить ему, что его дорогая дочь Джоанна отошла к Господу. Должны быть отслужены частные мессы и молебны за душу его дочери. Он чувствовал, что Джоанне понадобится заступничество на Небесах, ибо подозревал, что она едва