Выстрел на перевале - Мухтар Омарханович Ауэзов
Ступить в такой дом из черной и холодной батрацкой юрты, убранной драными кошмами, было для Бахтыгула редкостной честью, а переночевать в этой неземной благодати казалось счастьем. И когда его усадили рядом с другими гостями перед обильной байской едой, он словно забыл, что голоден, хотя рот его был полон слюной. Ел не жадно, и все видели, чего это ему стоит. Слава богу, байбише не ленилась его угощать. Он с достоинством благодарил и рассказывал, рассказывал... Слова лились сами собой, жгучие, горькие.
Его слушали все с охотой и интересом, будто невесть какую новость или небылицу. Когда же он выговорил страшное слово «тюрьма», байбише вскрикнула, заохала по- бабьи, а старшие мужчины насупились, закачали головами; бий Сарсен схватил себя за бороду. Степняк степняку может пожелать смерти, но не тюрьмы... И Бахтыгул дивился в душе: что за жалостливые баи, понимают, чувствуют несправедливость! Не снится ли ему этот дом, эта еда, это внимание?
- Голый я. Сирый, беззащитный... - говорил Бахтыгул. - Как отбившийся от табуна малолеток. Одна надежда - прибиться к сильному, приткнуться к материнскому соску. Все бы за это отдал, на все согласен!
Байбише и сын бая Жангазы, первые баловни в доме, не дожидаясь старших, стали откровенно поругивать козыбаковцев. И женщина и мальчишка не спускали глаз со знаменитого барымтача Бахтыгула. Такого лестно иметь и слугой и другом.
Бий Сарсен, также упреждая хозяина, сказал:
- Ладно, видим, что у тебя в руках и что за пазухой. Кончай плакаться и хватайся за полу нашего волостного. Держись крепче! Ему такие, как ты, стреляные, рубаные, ловкие да проворные, не боящиеся ни черта, ни бога, нужны... Сумеешь, расстараешься - станешь хозяину братом младшим, а его сыну дядюшкой, родным человеком. Тогда и в ус не дуй! Из-под его руки никакой суд, никакая власть тебя не достанет. Сам белый царь не возьмет ни живым, ни мертвым! А не сегодня, так завтра, бог даст, сведешь счеты со своими недругами, попомнишь зло, покажешь силу.
Бахтыгул слушал, не веря своим ушам. С чего бы такая щедрость? И на что намекает почтенный бий? «Станешь родным... Не сегодня, так завтра...» Бахтыгул знал: козыбаковцы - давние соперники Жарасбая; это два края, два берега, две горы в уезде. Недаром Бахтыгул сюда прибежал. Но неужто Жарасбай будет братом несчастному нищему беглецу? Такого оборота Бахтыгул не ожидал. Судьба сулила ему больше, чем он желал.
Он бежал от ужаса тюрьмы и готов был стать рабом своего спасителя. А ему протягивали руку, как будто и для него в степи существовала честь и справедливость!
« Назад Page 1 Page 2 Page 3 Page 4 Page 5 Далее »
Однако Жарасбай не спешил сказать свое слово. Он по-прежнему слушал всех словно безучастно. И нельзя было понять по его высокомерно-насмешливому лицу, что он думает. Хорошо еще, что слушает, не перебивая... И хорошо, если хочет только испытать терпение бедняка. А может, колеблется? Послушает-послушает и отвернется. Не примет и не выгонит...
В тот вечер Бахтыгул так и не дождался, что скажет бай. Пошучивая, посмеиваясь, волостной пошел спать, отпустив с миром гостей и приживалов, коротко кивнув Бахтыгулу, как при встрече. И все разошлись радостные: бай доволен, весел, у него хорошее настроение.
С раннего утра ко двору волостного стали стекаться просители. Их было много. Бахтыгул оседлал Гнедого и стал в сторонке, показывая, что готов уехать, готов остаться, - как велят. После утреннего чая вышел волостной. «Подай хоть надежду...» - молил
взгляд Бахтыгула. Жарасбай прошел мимо, не замечая его. Но Бахтыгул подождал, когда он отошлет других, и опять появился у него на виду
- Чего ты хочешь, милый человек? - спросил волостной, устало отдуваясь.
Бахтыгул выпрямился, подошел.
- Клянусь служить тебе до гроба! Посылай куда вздумаешь. Требуй чего угодно. Буду тебе братом младшим, а твоему сыну - дядюшкой... Разве не так сказал седобородый Сарсен?
- Об этом достаточно говорено, - сухо ответил Жарасбай. - И клятву твою я запомню. Но придется... повременить, пока заглохнут слухи, утихнет шум. Сейчас негоже мне связываться с козыбаками, путаться по мелочам. Приспеет время, я тебя сам позову, спать не дам! Посмотрим, как держишь клятву... А пока что не чурайся нас, наезжай почаще. Ты моим понравился, поможешь им по хозяйству, они найдут тебе занятие. Потом я пристрою тебя как должно. Ступай.
Бахтыгул так обрадовался, что не мог найти слов благодари ости.
- Дорогой... добрый болыс... Больше отца родного... Думал - отвернешься... Прости на смелом слове... - Он дернул за повод иноходца. Конь вскинул гордую голову. - Позволь за твою ласку, за твой привет... Перед богом не могу тебе не ответить... Хочу посадить на этого коня сына твоего Жангазы! Раз мы не чужие, пускай берет Гнедого, пускай владеет...
Волостной промолчал, не соглашаясь и не возражая, но глядел одобрительно, и Бахтыгул поспешил удалиться, громко зовя Жангазы. Конь ветроногий, редкостный. Тем приятней его дарить.
Байский сын, подобно своему отцу, не стал отказываться и не стал благодарить, но видно было, что парень очень доволен. Ничего не скажешь -недоросль, игрив, дурашлив, а соображает в лошадях!
Байбише проводила Бахтыгула в дорогу тоже не с пустыми руками - наложила ему жирной, с чесноком, домашней колбаски, сама выбрала несколько крупных кусков вкусной жеребятины. Бахтыгул вернулся домой обласканный, счастливый.
Спустя два дня к нему в юрту вошел Жангазы, посидел, поговорил, передал привет от отца, затем вышел, отвязал Гнедого, вскочил на него и уехал в свой аул. Иноходец шел под ним хорошо, парил, как сокол.
Глава 5
Началась странная, непривычно легкая жизнь.
В первую зиму волостной придерживал Бахтыгула в тени, не подпускал к своей канцелярии. Разумеется, Бахтыгул не сидел сложа руки, но жил не впроголодь, жил не униженный. И слава его, давнишняя и нерадостная, стала понемногу уходить в забытье.
На крупных советах, собирая аткаминеров волости - заправил и воротил родов, байскую знать, «верховых среди пеших», - Жарасбай
