Леди Ладлоу - Элизабет Гаскелл

глухой вдовец, мой управляющий женат, а что до живущих по соседству фермеров, то они, конечно, не заслуживают внимания благородных юных леди, пользующихся моим покровительством. Впрочем, если кто-то из девиц, поведением которой я довольна, все же желает выйти замуж, я устраиваю в ее честь свадебный обед и даю за ней приданое – одежду и постельное белье. Те же, кто останется со мной до моей смерти, будут упомянуты в завещании и получат небольшое наследство. Я оставляю за собой право оплачивать все дорожные расходы из собственного кармана, поскольку, с одной стороны, не слишком одобряю бесцельные поездки, а с другой – не желаю, чтобы длительное отсутствие ослабило связывающие нас семейные узы.

Если мое предложение придется по душе вам и вашей дочери – большей частью вам, поскольку я уверена, что ваша дочь воспитана должным образом и не осмелится перечить вашей воле, – дайте мне знать, дорогая кузина Маргарет Доусон, и я вышлю за вашей дочерью человека, который встретит ее в Кевистоке – ближайшем к вашему дому населенном пункте».

Моя мать взяла письмо и, уронив на колени, минуту сидела в молчании.

– Не знаю, что я буду без тебя делать, Маргарет.

Будучи юной и неопытной, я было обрадовалась возможности увидеть новые места и познать новую жизнь, но теперь, когда в глазах матери отразилась печаль, а малыши заплакали, не желая разлуки со мной, сказала:

– Мама, я никуда не поеду.

– Нет, тебе все-таки лучше поехать, – покачала головой мать. – Леди Ладлоу обладает властью и положением в обществе и сможет помочь твоим братьям, а посему негоже пренебрегать столь любезным предложением.

Хорошенько все обсудив, мы решили ответить согласием и были вознаграждены – ну или думали так тогда, ибо впоследствии, узнав леди Ладлоу получше, я поняла, что она все равно исполнила бы свой долг по отношению к нам, беспомощным родственникам, даже если бы мы не воспользовались ее добротой, устроив одного из моих братьев в привилегированную частную школу.

Вот так я и познакомилась с леди Ладлоу.

Я хорошо помню тот день, когда впервые въехала в ворота Хэнбери-Корта. Ее светлость послала за мной экипаж в ближайший город, где останавливалась почтовая карета. Конюх на постоялом дворе сказал, что обо мне справлялся старый грум из Хэнбери-Корта, если, конечно, мое имя мисс Доусон. Тогда в моей душе впервые шевельнулся страх, ибо, потеряв из виду своего провожатого, посланного матерью, я начала понимать, каково это – оказаться среди чужаков. Меня усадили в высокую двуколку с поднятым верхом, которую в те дни называли фаэтоном, и она медленно покатила по самой живописной сельской местности, какая когда-либо открывалась моему взору. Нам предстояло подняться по довольно крутому склону высокого холма, и кучер, спрыгнув со своего сиденья, пошел впереди, взяв лошадь под уздцы. Я бы тоже с удовольствием прошлась пешком, но не знала, какое расстояние смогу преодолеть, да к тому же не решалась попросить, чтобы мне помогли спуститься на землю. Наконец мы поднялись на самую вершину и оказались на обширном, продуваемом со всех сторон и ничем не огороженном участке земли, именовавшемся, как я впоследствии узнала, охотничьими угодьями. Кучер остановился, перевел дух, потрепал лошадь по холке и вновь забрался на сиденье рядом со мной.

– Хэнбери-Корт уже близко? – спросила я.

– Близко!.. Да господь с вами, мисс! До него еще целых десять миль.

Прервав таким образом молчание, мы завели оживленную беседу. Возницу звали Рендал, и, кажется, он попросту боялся заговорить со мной, как и я с ним, но быстро преодолел робость. Я позволила ему выбирать темы для разговора, хотя зачастую не могла понять его интереса к тому или иному предмету. Например, он более четверти часа рассказывал о весьма примечательной погоне, которую устроила ему более тридцати лет назад одна хитрая лиса, причем говорил о норах и тропах так, словно я знала их так же хорошо, как и он сам, хотя на протяжении всего повествования никак не могла взять в толк, о чем идет речь.

После того как охотничьи угодья остались позади, дорога ухудшилась. В наши дни трудно себе вообразить, что представляли собой проселочные дороги пятьдесят лет назад. Нам пришлось долго трястись по бездорожью, изрытому глубокими, заполненными жидкой грязью колеями, и порой двуколку подбрасывало вверх с такой силой, что я вовсе не могла смотреть по сторонам, сосредоточившись лишь на том, чтобы удержаться на сиденье. Идти пешком тоже не представлялось возможным, поскольку дорога была покрыта слоем грязи, а мне совсем не хотелось предстать перед леди Ладлоу перепачканной с ног до головы. Однако едва лишь дорога закончилась и перед нами раскинулась поросшая травой равнина, я все же упросила Рендала помочь мне выбраться из двуколки. Сжалившись над своей взмыленной лошадью, утомленной борьбой с вязкой грязью, кучер любезно меня поблагодарил, а потом ловко спрыгнул на землю и помог спуститься мне.

Так постепенно мы добрались до низины, окаймленной с обеих сторон рядами высоких вязов и выглядевшей так, словно когда-то давным-давно на этом месте пролегала широкая аллея. Здесь было сумрачно, и лишь вдали виднелась полоска обагренного закатом неба. Неожиданно мы очутились перед лестницей – довольно длинный ряд ступеней уходил вниз и терялся в тени.

– Если вы спуститесь здесь, мисс, я объеду с другой стороны и встречу вас внизу, где вам лучше вновь сесть в коляску. Миледи не понравится, если вы подойдете к дому пешком.

– Мы что, уже приехали? – почему-то испугалась я и в замешательстве остановилась.

– Да, дом там, внизу, – ответил возница, указав кнутом на слегка покосившиеся печные трубы, видневшиеся из-за вершин деревьев. Утопавшие в густой тени на фоне закатного неба, они обрамляли широкую квадратную лужайку, расстилавшуюся у подножия крутого склона в сотне ярдов от того места, где стояли мы.

Я не спеша спустилась по ступеням и с помощью ожидавшего меня Рендала села в коляску. Свернув на уходившую влево широкую тропу, мы степенно въехали в массивные ворота и оказались во дворе перед домом. Дорога, что привела нас сюда, осталась за ним.

Хэнбери-Корт представлял собой весьма внушительных размеров здание из красного кирпича – во всяком случае, часть его действительно была красного цвета – с каменной облицовкой углов, дверей и окон, совсем как в Хэмптон-Корте. Сторожка возле ворот и окаймлявший дом высокий забор были тоже из красного кирпича. Узорчатые каменные фронтоны, арочные двери и каменные средники свидетельствовали о том (во всяком случае, об этом постоянно напоминала нам леди Ладлоу), что некогда здесь был монастырь. Сохранился даже кабинет настоятеля, который мы