Двуликий Хасен - Мухтар Омарханович Ауэзов

встречались пологие холмы, и была его земля простой, открытой и понятной человеку. Не в силах отвести взгляда, Хасен смотрел на горы. Они были красивы, но красота их не трогала его. Над горами низко плыли черные тучи. Опускаясь до зеленого пояса елей и сосен, они редели, разрывались и расходились огромными клубами сбитой шерсти. В прогалах между непрестанно движущимися, теперь уже серыми клочьями тумана, нескончаемой чередой мелькали сияющие снежные вершины, темные скалы, ярко-зеленые поляны и леса. В тесном окружении скалистых громад сурово вздымался пик, он казался одиноким из-за своей высоты. Грудь его обнимали тучи, на самой вершине сверкал снег, словно вышитая серебром узбекская тюбетейка. Правильной формы, с тремя ровными линиями граней, он напоминал пирамиду, созданную руками древних. Казалось, что это огромный памятник пирамидам, что когда-то люди сложили вместе тысячи пирамид в одну и оставили ее потомкам... Пик напоминал Хасену его мучительный сон, и утомленному взору его показалось, что пик сам сдвинулся и вошел в пенистое белое море облаков и тумана... Хасен почувствовал себя бесконечно малень­ким перед этой молчаливой громадой, и неожиданно у него возник нелепый страх, что гора может раздавить его своей непомерной тяжестью. На миг ему даже представилось, что пик надвигается, нависает над ним...

Он знал, откуда у него все это: и тяжелые, не дающие покоя, мысли, и чувство одиночества, и глухое раздражение.

Кто он в новой жизни, которая, хочет он того или нет, а утвердилась и прочно входит во все дома? Победа социализма становится непреложным фактом. От него не отвернуться, не уйти, ибо он везде, во всем, что теперь окружает Хасена. Он так же высок и несокрушим, как этот пик. И так же неприступен, потому что его, Хасена, нет среди его основателей и строителей. А мог бы он оказаться среди них? Кто подскажет ему - нужно ли это, чтобы он был среди них?.. А прошлое?..

В передней Хасена встретила Жамиля. В руках она держала осколки блюда. Лицо жены пылало яростью.

- Видишь? - Она протянула ему осколки.

«Успела еще раз сцепиться», - с досадой подумал Хасен.

- Что же ты молчишь? - крикнула жена. - Вот во что превратилось блюдо! Уронила с флиты...

Хасен презрительно скривил губы. «Флита», -передразнил он ее про себя. - Тоже мне ученая. Коверкает родной язык, в котором нет ни буквы «х» ни «ф». А ведь в юности зубрила «Мухаммадию» и «Сыбатылгазин». Тогда, помнится, в одном своем нежном послании она даже подписалась по арабски: «Бенте Фазыл» - дочь Фазыла. Хороша ученость - что коровья иноходь...»

- Сбросила с флиты, - повторила Жамиля.

- Отстань ты со своей флитой! - Он отвернулся от жены и тогда увидел брата и невестку, тихо сидевших у стенки. Встретив его сердитый взгляд, они заморгали, как нашалившие дети, и виновато отвели глаза.

Хасен вспыхнул и стремительно проскочил мимо них в гостиную.

- Нет от вас покоя! - сквозь зубы бросил он им на ходу, пнул кожаные калоши невестки, попавшиеся ему под ноги, и, толкнув плечом дверь, скрылся в своей комнате.

Калоши отлетели в сторону и ударились о низкую железную кровать, на которой лежал младший брат Хасена, Салим. Тот приподнялся недовольный.

- Что за безобразие! - воскликнул он, его широкие черные брови сдвинулись, румяное молодое лицо потемнело. Чистыми, блестящими после крепкого сна глазами он укоризненно глянул на младшую невестку: -Жамиля, да что с вами, в конце концов? Постыдитесь!..

Вмешательство Салима, видимо, подбодрило старшего брата - худого болезненного старика с тощей белой бородкой.

- Все из-за тебя, - сердито отчитывал он жену. -Ослепла ты, что ли? Или за тобой враг гнался? Столкнуть на пол блюдо величиной с тундук! Как же тут не расстраиваться?

- Ладно, успокойтесь, - подал голос Салим. Он вскочил с кровати и стал быстро одеваться. - Разбилось блюдо, только и всего. Подумаешь...

- Да ты понимаешь, что это было за блюдо? -вскинулась Жамиля.

- По мне, хоть золотое...

- Всю зиму охотилась за ним на нижнем базаре.

- Ну и что? - улыбнулся Салим. - Пора уж и успокоиться.

Из соседней комнаты вышла высокая русская женщина лет тридцати, с открытым приветливым лицом. Ее большие голубые глаза излучали доброту. В стриженых волосах, несмотря на молодость, пробивалась седина.

- Как жаль, - огорчилась она, увидев в руках Жамили осколки, с которыми та все еще не могла расстаться. - Блюдо было и вправду красивое. Но ведь со всяким случается, Жамиля, - стала успокаивать она соседку. -Я и сама немало посуды побила. На то она и посуда, чтобы биться. Ведь это вышло нечаянно.

- Не найти больше такого блюда!

- Да нет же, Жамиля. Я недавно видела точно такое же в магазине.

- Оставьте ее, Анна Ивановна. Дня не проходит, чтобы она с кем-нибудь не поссорилась, - заметил Салим.

Жамиля не выдержала, швырнула осколки на пол.

- Смотри-ка, он еще делает мне замечания! Вы видите?

- Салим, как тебе не стыдно? Она же старше тебя. -Анна Ивановна укоризненно покачала головой. Видя, что все понемногу успокаиваются, она поспешила переменить разговор. - Лучше скажи, ты мою книгу прочитал?

- Прочел. Интересная книга, Анна Ивановна.

- Да, детство Горький описал чудесно. Тебе, студенту, надо читать как можно больше.

- Вы дадите мне еще что-нибудь?

- Конечно, Салим. Ну, мне пора на работу. Хасен, проходя мимо, услышал беседу брата с соседкой и замедлил шаг. «Вот болтуны! - с раздражением подумал он. - Есть же такие люди... Увлекаются, восторгаются чьими-то выдумками, бумажными красотами. И находят же время на всякую ерунду... А мне вот не до книг. Мне достаточно книги жизни. Она потруднее. Мне бы сегодня, например, мяса найти. Было бы куда полезнее чтива...»

В контору, где работал Хасен, надо было идти вверх по прямой широкой улице, обсаженной молодыми березками. Он сегодня опаздывал, но шел почему-то медленно, лениво волоча ноги, словно старая заезженная лошадь.

Его обгоняли спешащие на работу мужчины и женщины, толпа растекалась по учреждениям. Впереди, словно наблюдая за ним, возвышался черный пик. Хасен старался не смотреть на него.

Пройдя два квартала, он увидел впереди Касымкана, переходившего улицу.

- Эй, погоди! - окликнул его Хасен.

Касымкан оглянулся на голос. Это был высокий, узкоплечий мужчина средних лет, с длинным худым лицом.

- Ну-ка, прибавь шагу, - поторопил он приятеля. - Что ты еле плетешься?

-