Мэри Мари - Элинор Портер

Он больше ничего не сказал, ни единого слова, через минуту встал и пошел в дом, но не в библиотеку, где разговаривали миссис Смолл и кузина Грейс, а сразу поднялся в свою комнату и закрыл дверь. Когда я ложилась спать, то он все еще оставался там.

Не думаю, что ему хуже, чем мне. Сначала я решила, что это смешная шутка: он пытался сделать из меня Мари, пока мама делает из меня Мэри. Но теперь я вижу, что это не так. Это ужасно. Откуда мне теперь знать, кем быть? Раньше я знала, когда быть Мэри, а когда Мари: Мэри – с отцом, Мари – с мамой.

А теперь я совсем не понимаю. Они даже об этом не могут договориться! Полагаю, это просто еще одно проявление несовместимости, которая возникает, даже когда они врозь, а страдаю из-за этого я.

Я начинаю понимать, что всегда в подобных ситуациях страдает ребенок непохожих людей. Посмотрите на меня сейчас. Взять хотя бы мою одежду (конечно, вы можете считать, что одежда – это мелочь, но я не могу считать мелочью то, что всегда с тобой!). Так вот, все лето и до своего отъезда я носила колючие платья и тяжелые туфли, чтобы угодить отцу, а он вовсе этому не радовался. Он хотел, чтобы я носила вещи Мари.

Ну и что теперь делать?

А что почувствует мама, когда я скажу ей, что все ее мучения были напрасны и отцу это совсем не понравилось. Он хотел, чтобы я была Мари. Это какой-то позор. Но я не буду ей писать об этом. Если она сама не спросит, то, может быть, мне и не придется говорить ей.

Но мне-то все известно. И что же теперь делать? Конечно, я могу вести себя как Мари, если этого от меня хотят (думаю, я так и поступала большую часть времени, потому что все время забывала, что я Мэри). Но я не могу одеваться как Мари, потому что здесь совсем нет ее вещей. Я привезла только вещи Мэри.

Господи, почему я не могла родиться у нормальных людей, которые живут вместе долго и счастливо, или у тех, кто хотя бы до свадьбы сумел понять, что не любит друг друга?

* * *

Сентябрь

Что ж, каникулы закончились, и завтра я возвращаюсь в Бостон. Здесь было очень приятно, и я хорошо провела время, несмотря на то что совсем запуталась, кто я – Мэри или Мари.

Все оказалось не так плохо, как я думала. Сразу после нашего с отцом разговора кузина Грейс отвела меня в магазин и купила мне два новых белых платья и самые милые туфельки, которые я когда-либо видела. Она сказала, что так захотел отец.

Вот и все. Больше никаких упоминаний о Мэри и Мари. Ни кузина Грейс, ни отец больше не сказали ни слова.

Но отец вел себя странно. Ужасно странно. Иногда он был таким же, как в начале моего приезда, милым и разговорчивым, словно ему действительно нравилось проводить с нами время. А потом он становился строгим и рассеянным, как раньше, помешивал кофе, которого не было, и полночи проводил в обсерватории.

Бывало, он много разговаривал со мной, расспрашивал о жизни в Бостоне, о маме, о людях, которые приезжали к ней, и обо всем остальном. Отец снова заговорил о скрипаче, и, конечно же, на этот раз я рассказала ему, что он больше у нас не бывает, как и мистер Истербрук. Отец так заинтересовался! Казалось, он наслушаться не может. А порой он вставал прямо посреди моей фразы, дожидался, когда я закончу, уходил и не разговаривал со мной целый день.

Теперь вы понимаете, почему я говорю, что он стал ужасно странным после того вечера на террасе? Но большую часть времени он был очень мил, как и кузина Грейс. Я прекрасно провела время.

Я все еще хочу, чтобы они поженились – отец и кузина Грейс. И это не только ради книги. Это ради них самих… Особенно ради отца. Я вспомнила, что мама говорила о нем, когда учила меня быть Мэри, – что он очень одинок и ему нужна хорошая, добрая женщина. Я наблюдала за ним и тоже думаю, что ему нужна такая женщина.

Я знаю, что у него есть кузина Грейс, но, возможно, она будет с ним не всегда. Может быть, с ней случится то же самое, что и с тетей Джейн. И что тогда он будет делать, хотелось бы мне знать?

Глава VIII, в которой происходит настоящая любовная история

Бостон

Четыре дня спустя

Ну вот я снова в Бостоне. Мама и остальные встретили меня на вокзале и были рады меня видеть, как и раньше. Я тоже была рада встрече, но не сходила с ума от счастья, как в прошлом году. Я хотела бы, но не могла. Не знаю почему. Может быть, потому что я и так все лето была Мари? А может, потому что мне совсем не хотелось уезжать от отца?

Мне действительно не хотелось, особенно когда я обнаружила, что он этого не желает, о чем и сказал мне во время пересадки. Поезд опаздывал, и нам пришлось ждать его.

Отец провожал меня, как и в прошлый раз, но вел себя совсем по-другому. Он не ерзал, не изучал карты и расписание, не смотрел на часы каждую минуту с таким скучающим видом, что все понимали, что он провожает меня только из чувства долга, не интересовался, тепло ли я одета и не забыла ли чего-нибудь. Отец просто сидел и разговаривал со мной, выразил надежду, что в этом году я была с ним хоть немного счастливее, чем в прошлом.

И я ответила, что да, лето прошло прекрасно, даже несмотря на маленькую путаницу с Мэри и Мари. А он засмеялся, хотя выглядел странновато – то ли радостно, то ли печально. Потом мы сели в поезд, и отец сказал, что ему грустно оттого, что я уезжаю.

Сказал, что мне даже представить сложно, как он скучал по мне, когда я уехала в прошлом году. Отец сказал, что пока человек или вещь не исчезает из твоей жизни, то не понимаешь, насколько они тебе дороги. Кажется, он думал больше о маме, чем обо мне, и выглядел таким грустным, печальным, благородным и красивым, что мне вдруг захотелось заплакать. Я сказала, что люблю