Путь Абая. Книга третья - Мухтар Омарханович Ауэзов
- Какой-то большой вражеский отряд напал на табуны дяди Такежана у горы Шолпан. Угнали всех коней, всех до одного.
- Когда?
- Что за враги?
- Откуда?
- Куда угнали лошадей?
Вопросы так и посыпались со всех сторон на вестника.
Чай остался нетронутым. Айгерим и служанка Злиха, сидевшие у самовара за низеньким столом, тоже придвинулись к Акылбаю и стали слушать его. Он, по своему обыкновению, неторопливо и обстоятельно рассказал все, что знал. Джигиты примолкли и слушали, нахмурившись.
Акылбай поведал, что напали сегодня рано утром, что, жестоко избитые, в крови, остались лежать на земле Азимбай и его люди, около двадцати человек. Угнаны восемьсот коней из табуна и лошади под седлами. Не оставили ни одного, даже самого хилого стригунка. Говорят, что лошадей угнали в сторону Чингиза.
Сам Акылбай в час набега сидел в шалаше табунщиков, на временной их стоянке. Раненый Азимбай с двумя уцелевшими табунщиками смогли добраться туда, и один из них воспользовался конем Акылбая, чтобы доскакать до ближайшего аула родственников и привести оттуда коней для остальных.
Когда Акылбай добрался в своем рассказе до этого места, Абай неожиданно прервал сына, спросив у него:
- Ну а ты почему остался на стоянке? Что ты там делал?
- Меня Азимбай пригласил, с утра звал с собой к табуну. А что мне было делать при табуне? Я остался на стоянке, чтобы покушать куырдак, который готовил поваренок.
- Ну и что, покушал?
- Только начал есть, а тут поваренок зачем-то вышел из шалаша, да тут же и прибежал обратно. Говорит: ага, там, в долине, шум большой стоит. То ли волки напали, то ли барымтачи, а может, гоняются за отбившимися конями. Что будем делать? -спрашивает.
- А ты?
- Я ответил, что покушаем куырдак и пойдем посмотрим. Такой вкусный куырдак получился - из печени и ляжки пятимесячного жеребенка, мягкий, скользкий от жира, просто объедение...
Абай перестал расспрашивать и грозно нахмурился. Дармен почувствовал, что Абай-ага близок к гневу, вот-вот сорвется и набросится с насмешками и руганью на своего старшего сына. И самым непринужденным тоном, Дармен стал все сводить к шутке.
- Да благословит твою невозмутимость всемогущий Кудай! Разве могли разбойники или волки отвлечь нашего Акылбая в ту священную минуту!
Чуткий Магаш тут же решил поддержать Дармена:
- Куырдак из нежного мяса жеребенка представляет собой очень серьезное испытание! Можно действительно обо всем позабыть, ни на что не обращать внимания...
- Не надо! - отбивался Акылбай. - Вижу, мальчик уж очень беспокоится, говорю ему: «Выйди, посмотри». Он вышел, вернулся с криком: «Ойбай! Напали барымтачи! В лощине, слышно, бьются насмерть! Кричат «аттан! аттан!». Косяки угоняют в сторону Шолпан. Что делать?»
Абай:
- Ну, а ты что?
Магаш:
- Акылбай-ага, я полагаю, вы запрыгнули в седло и ринулись в бой? Или помчались за Шолпан догонять табуны?
Акылбай:
- Никуда я не поскакал, парень, отстань! Продолжал кушать куырдак, ясно тебе? Ждал, когда кто-нибудь прискачет и все объяснит.
Абай:
- И ты считаешь себя мужчиной? Но, может быть, ты сейчас врешь, сидя перед нами?
- Незачем мне врать, ага. Не думайте, что я испугался. Просто не хотелось делать лишних движений, - объяснял Акыл-бай.
И тут в комнате грохнул общий смех. Улыбнулся даже Абай.
- Сами подумайте, - продолжал Акылбай. - Лошадей уже угнали за Шолпан, дорога в глубоких сугробах. Ну, я погнался бы за ними вдогонку - и что толку? Где бы я их догнал - в толстой шубе, пробираясь по оврагам и буграм? Может быть, только в Ералы и догнал. А что бы я делал с барымтачами? Драться один против многих, как храбрый батыр, я не смогу, - осталось бы только хныкать перед ними да унижаться! Нет, быть таким батыром я не желаю!
На этот раз Магаш и Какитай не стали смеяться. По виду Абая они поняли, как глубоко задет и расстроен их агатай словами и поведением Акылбая. Им тоже было неловко за него перед Абаем, но не хотелось, чтобы разгневанный отец сорвался и начал бранить и унижать их добродушного старшего брата.
Однако Абай, внимательнее приглядевшись к своему первенцу, усмехнулся и молвил вполне миролюбивым тоном:
- Голубчик мой, если бы тебя услышал кто-нибудь посторонний, то непременно подумал бы, что ты настоящий болван. Ведь что завтра могут сказать люди? Скажут: пока один из внуков Кунанбая сражался, как мужчина, с врагами, другой сидел в шалаше, ел куырдак и лизал жир со дна казана.
Все рассмеялись шутке Абая, смеялся и сам Абай
После этого, оставив в покое Акылбая, Абай стал серьезен и перешел к тому, что его сильно обеспокоило.
- И кто же были они, эти барымтачи? - спросил он.
- Говорят, что во главе стояли Базаралы и Абылгазы, - сообщил Акылбай.
- Базаралы? Абылгазы? - быстро переспросил Абай, озабоченно взглянув на сына. - Что же ты сразу не сказал?
И тут Абай невольно высказал мысль, которую ему не хотелось бы выражать вслух:
- Вот к чему привели насилие, клевета и вероломство Таке-жана!.. А вы что думаете о Базаралы?
Спросив это, он испытующим взглядом обвел лица своих друзей.
Молодежь молчала. Никто не решался высказаться. Все ждали, что скажет сам Абай.
Он также долго молчал, потом заговорил спокойно, свободно, уверенно:
- Друзья мои, такого дела никто еще из тобыктинцев не совершал. Это поступок гнева и мести. Праведного гнева и неотвратимой мести. Последствия этого события, скажу вам сразу, будут тяжелыми. Не скоро и не очень хорошо для всех оно закончится. Поживем - увидим. Однако, чем бы оно ни закончилось, начало его мне видится мощным и благородным. Да, мои дорогие, - это дело мести, народной мести. Мне в свое время стало известно, что Базаралы поклялся отомстить Такежану. За те бесчинства, которые он устроил по отношению к нищим жи-гитекам, напустив свои стада на их аулы. За многое другое в прошлом, - поправшее честь и самого Базаралы... Я говорил с Такежаном, просил его не пробуждать глубоко скрытой ярости в груди джигита.
