Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

- И что же? Посредники хотят остаться в стороне и обойтись молчанием? - спрашивал далее Абай.

- Зачем же в стороне? Нет, мы в стороне не должны оставаться, - был ответ.

- Тогда как быть? Ждать, когда вражда разгорится?

Казалось, Абай не вопросы задавал, а допрашивал. Все примолкли, стали прислушиваться. Майбасар самоуверенно возражал Абаю:

- Все равно пожар может вспыхнуть. Примирять бесполезно, этим только еще сильнее раздуешь огонь. Вот как я думаю.

- И что же? Будем сидеть и ждать, когда пожар вспыхнет?

- Как говорится, «гнев приходит в начале, разум приходит в конце». Пусть Бокенши сейчас пошумит, погорячится, потом успокоится и придет в разум! И ты же знаешь, что пожар в степи тушат не встречь ему, а следуя за ним.

- Где же тут забота миротворцев? Ведь они должны постараться, чтобы «между людьми были установлены мир и согласие». Значит, вы говорите: «Я, конечно, вмешаюсь, чужую беду руками разведу, но сначала подожду, пусть глубже увязнут в беде, а потом - хоть гори оно синим пламенем!» - Так говорил Абай, бледнея от гнева.

Жиренше и Базаралы так и подались в его сторону, глядя на него с одобрением и согласием.

- Я тоже никак не пойму, чего же мы ждем, сидя здесь сложа руки? Какие же мы тогда посредники? - с нескрываемой горечью наконец-то высказался Жиренше.

Исходя от общего блага, Жиренше старался хранить и строить дружеские отношения между Котибак и Жигитек. Он эту дружбу считал благим наследием славных вождей обоих родов - Божея и Байсала, память о которых Жиренше хранил в душе с благоговением. Род же Топай всегда был стоек при попытках втянуть их в какие-нибудь междоусобные хитросплетения. Представители этих двух родов, Жиренше и Базаралы, никак не могли понять, чего добиваются Майбасар и Даданбай, выступавшие от ир-гизбаев и торгаев, но и сами не могли высказаться напрямую. Слова Абая подвели их к открытому разговору.

Такежан, заметивший это, был недоволен вмешательством и вопросами Абая и решил его упрекнуть за слова о том, что совет желает раздуть пожар вражды, а не примирять враждующих.

- Ты твердишь - пожар, пожар! Действительно, начался пожар, но ведь не мы же его виновники! Разве его не Оралбай и Керимбала своими делишками распалили? Ты что, притворяешься, что не знаешь виновников? Ведь знаешь же! Не ты ли все лето вместе с ними распевал песни и попусту тратил время? «Песня!», говорил ты, «красота!». А теперь, конечно, ты хочешь защищать своих друзей, которых и свел в праздности да разгуле! - Так говорил Такежан, ехидно улыбаясь. По завершении своих слов он откровенно рассмеялся в лицо Абаю.

- Е, Такежан, да ты, я вижу, нашел истинного виновника! Выходит, это песня виновата! А так как я люблю песни, виновником всего являюсь я! И ведь это в моем ауле пели свои песни Оралбай и Керимбала. Так ведь, брат мой? Но тогда ответь мне: чей кумыс пили гости, мясом каких баранов угощались молодые певцы из родов Кишекен и Бобен на празднике в твоем ауле? Значит, и кобылы твои тоже виноваты, и бараны из твоих стад. Вот сколько виновников! Ну, брат, назови мне еще виновников, если знаешь! - Сказав это, Абай насмешливо посмотрел на Такежана. Затем продолжил: - Скажи просто, что не хочешь вмешиваться в чужую беду и помочь. Что во всем выискиваешь одну выгоду, а тут никакой выгодой не пахнет! - Так закончил Абай свои гневные слова брату, но всем было ясно, что он обвиняет не только одного Такежана.

Абай умел говорить так, что к нему прислушивались все, согласные с ним и несогласные. Он словно бил по голове своих противников увесистыми неотвратимыми словами. Он напоминал умелого, праведного бия. И сейчас, когда прозвучали его решительные слова, Майбасар и Такежан невольно умолкли. Ясность мысли и правдивость слов Абая убедили половину собрания. Майбасар же и сторонники невмешательства и выжидания были вроде бы побеждены в споре.

И все же на этом сходе Абай не добился своего. Жиренше и Базаралы его поддержали, считай, роды Котибак и Топай. Но Майбасар и Даданбай, несмотря на то, что вынуждены были умолкнуть в споре с Абаем, оставались против него. Представитель торгаев Даданбай держал сторону Майбасара хотя бы только из-за того, что недавно Базаралы обидел Торгай своими вольными отношениями с красавицей Балбалой, а теперь выпадала возможность отомстить ему через преследование Оралбая, его младшего брата.

Итак, на сходе к единому мнению не пришли. Посылать людей к враждующим сторонам было не с чем. И Абай, опасавшийся, как бы сыны Тобыкты не довели вражду до взаимного кровопролития, отправил своего посланца в аул Сугира. Передать послание он поручил Ерболу.

От своего имени Абай велел передать такие слова: «Зачем сталкиваться лбами, забывать о старой дружбе? Не надо трогать свежую рану, надо найти лекарство, чтобы заживить ее».

Но Абай и его сторонники не знали, что человек Сугира, приезжавший к Майбасару и Такежану с просьбой о посредничестве, наедине с ними передал обещание старшины Бокенши, что они получат косяк лошадей, если Иргизбай поспособствует решению дела в его пользу. Купленные этим обещанием, корыстные главари иргизбаев предали остальных посредников и обещали Сугиру свою поддержку. А Сугира это подстегнуло, как удар плетью, он был ожесточен и жаждал мести, и ответ главарей Иргизбая воспринял как самую важную поддержку во всем Тобыкты. Их тайное послание гласило: «Пусть не церемонится с жигитеками, пусть не колеблется и наседает смелее. Родственники не станут на стороне озорников».

Эти слова немедленно возымели действие на Сугира, и его человек, прискакав в аул Божея, как только сел на торе, так и заявил грозно: «Немедленно передайте в мои руки девушку и джигита, в противном случае назначайте место для битвы!» Этим посланцем был молодой джигит Кунту, огромного роста и недюжинной силы, недавно ставший одним из новых атками-неров в Бокенши.

Но жигитеки, после слов Абылгазы, не склонны были к тому, чтобы выполнить требование Сугира, но и не хотели войны. Жигитеки ответили посланием: «Их слова - это слова не родственных людей, а самых отъявленных врагов. Не надо таких слов, ломающих достоинство человеческое,