Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов
- И когда же ждать? - спросил Абай.
- Было сообщение, что вчера из Аягуза в нашу сторону тронулись почтовые подводы. Если не будет каких-то задержек, то ночью они должны появиться здесь. Если есть письмо, то получите его завтра утром.
Эта весть немного обнадежила Абая и его спутников. Покинув почту, они разыскали приземистый домишко с четырьмя окнами, расположенный где-то в середине слободки. В этом бедном, с плоской крышей, невзрачном строении квартировал Какитай.
Абай опять не стал выходить из саней, а попросил Дармена вызвать Какитая во двор. Когда тот показался, кутаясь на ходу в тулуп, Абай в двух словах поведал ему о том, что творится на почте, предупредив, что письмо может прийти сегодня ночью. Какитай с готовностью пообещал выполнить поручение - зайти рано утром на почту. Он ждал этого письма с не меньшим нетерпением. Какитай получит письмо и тотчас доставит его Абаю, в дом, где Абай-ага сегодня будет ночевать. Проехав еще несколько кварталов, сани остановились у двора Дамежан. Именно сюда Абай и был приглашен сегодня вечером.
Войдя в дом, он увидел, что в гостях у хозяйки сидит хорошо знакомый ему лодочник Сеил. Этот сдержанный, сообразительный человек давно нравился Абаю своими глубокими, надежными душевными свойствами. Подкупали в нем и хорошее знание городской жизни, и манера говорить скупо, но очень емко. Абай виделся с ним не только в его лодке, когда переплывал реку, но и частенько за дастарханом в гостях.
Сеил приходился ровесником Абаю, но при его появлении он вскочил с места, первым поздоровался и проводил гостя на тор, протянув ему в приветствии обе руки. Было ясно, что Сеил прекрасно умеет сочетать городскую вежливость с естественной степной учтивостью. Несмотря на удрученное состояние, Абай очень обрадовался этому человеку.
Сеил и Дамежан помогли Абаю раздеться, снять пояс, устроиться поудобнее на торе. Все это время на губах Абая держалась приветливая дружеская улыбка. Он понимал, почему лодочник здесь: вот уже два года Дамежан и Сеил были сватами. Возможно, в этом сыграл роль сам Абай, когда-то представивший их друг другу.
Вскоре после кончины Жабикена Дамежан сосватала за их старшего сына Жумаша подросшую дочь Сеила, и нынешней осенью Жангайша переступила порог этого дома.
Всякий раз, когда Абай приезжал в город, Дамежан приглашала его в гости, что уже давно стало для нее добрым обыкновением: она всегда стремилась выразить ему свои чувства, как родственные, так и чисто дружеские, поддержать и утешить его, особенно сейчас, когда, как она уже знала, его сын был тяжело болен. О том, как сильно переживает Абай несчастье, случившееся с Абишем в далеком Алматы, Дамежан также была наслышана.
Сегодняшний дастархан был устроен по поводу недавней свадьбы: Дамежан хотела показать Абаю свою молодую невестку. Она позвала и Сеила, зная, как приятно будет Абаю поговорить с ним, да и сам сват со свадьбы не видел свою дочь. Специально к приходу Абая, уже поздно вечером, сварилось мясо, был готов самовар. За небольшим круглым столом расположились также Дармен и Баймагамбет, которые вошли в дом позже, привязав лошадей у низких кирпичных яслей во дворе Дамежан.
Абай говорил мало: ему, как всегда, хотелось побольше узнать о жизни людей, их тяготах и заботах. Когда Дамежан разлила чай, он обратился к Сеилу, которого считал настоящим работягой, истинным мучеником тяжелого городского труда. Чем живет Сеил зимой, как существует? Тот поначалу ответил весьма коротко:
- Пока река подо льдом, сами понимаете, работе на лодке конец. Потыкался туда-сюда, да и нашел место на бойне.
- Чем же ты занимаешься на новом месте? - спросил Абай.
- Да ничем особенным, просто режу скот, - отвечал Сеил.
Тут в разговор вмешалась Дамежан, рассказала, что и Жу-маш также пристроился там, на скотобойне мясника Касена. Затем заговорили о том, как этот изверг, мясник Касен, предоставляя работу городским жатакам, всячески измывается над ними.
Сеил и Жумаш, порой поправляя и дополняя друг друга, поведали Абаю одну историю, которая произошла на бойне сегодня, но началась достаточно давно... Говоря, Сеил с горечью покачивал головой, а на лице Жумаша читалось явное отвращение.
Живет в слободке одна бедная женщина средних лет по имени Шарипа, после смерти мужа влачит жалкое существование с тремя малыми детьми, ходит и нанимается на работу повсюду, трудится из последних сил. Вот берет ее к себе упрямый, наглый торгаш Отарбай, приятель мясника Касена. Шарипа нанимается к нему чистить потроха. С раннего утра и до поздней ночи только и делает, что без устали чистит потроха. Работает, не разгибая спины, среди ужасной вони, не имея возможности прерваться, чтобы перекусить. А проклятый Отарбай платит ей всего лишь пять с половиной копеек в день!
Зимой жители жатаков согласны на любую работу, хоть только ради пропитания. В пору массового забоя скота мясник Касен именно в головном жатаке нанимает людей без разбору - будь то мужчина или женщина, стар или млад, дитя или выживший из ума. Намеренно посылает своих людей по бедным очагам, собирая голодных-холодных, всяческих доходяг. Всех подряд берет и заставляет работать за гроши, причем еще и жестоко торгуется из-за каждой полушки!
Что же произошло сегодня? Та самая женщина по имени Шарипа, о которой начали свой рассказ Сеил и Жумаш, испытала такой позор, который был похлеще всех прежних издевательств.
Когда работники уходили с бойни, двое приспешников Касе-на - Отарбай и еще один увалень по имени Конкай, оба изрядно пьяные, встали у ворот. Якобы бабы и дети, старики и старухи, что чистят потроха, подворовывают и выносят за ворота овечий жир. Сказать, что воруют мясо, не могли - ведь крупные куски под тощей одежонкой не спрячешь. А им непременно надо было обвинить, унизить, прощупать всех. Вот и нашелся повод: дескать, тащат внутренний овечий жир. Причина же самого обвинения в том, что забой скота только начинается, и надо бы припугнуть людей, так сказать, впрок. Были у этих пьяных каналий и другие причины останавливать работниц...
Шарипа - женщина миловидная, светлая лицом, заметная. Ее и остановили первой, да и говорят ей, чтоб разделась. Женщина безропотно снимает чапан. Они заставляют ее снять еще и камзол. Облапали всю, ничего при ней не нашли. Заявляют: «Что-то растолстела ты не в меру, небось, сало на теле несешь!» И норовят задрать ей подол, выставить вдову на всеобщее позорище, унизить до смерти на глазах мужчин, детей.