Путь Абая. Книга III - Мухтар Омарханович Ауэзов

- Не бойтесь, касатики! Я ведь что? Пшеничку только хочу посмотреть. - И мужик показал рукой на торбочку Рахимтая, набитую колосьями. И только тут, немного придя в себя, смелый Рахим выпрямился и, тоже улыбнувшись робко, сказал по-казахски:

- Это наша пшеница.

Тогда русский мужик, подав знак рукой, мол, «постойте тут», быстро сбегал к телеге и вернулся обратно к детям, неся полную шапку сухарей. Это были сухари из белого хлеба. Увидев это, казашата несколько успокоились и стали с большим доверием смотреть на косматого мужика и прислушиваться к нему. Видя, что его все равно не понимают, русский мужик осторожно взял с полы рубашонки Усена горсть колосьев, потом насыпал туда сухарей. Он раздал поровну сухари и остальным трем - Асану, Рахиму, Жамал. Это совсем успокоило и обрадовало детей, они стали весело улыбаться.

- Вам сухарики, а я хочу посмотреть, какая растет пшеница в этих краях, - бормотал себе под нос мужик и большими, сильными руками стал растирать пшеничный колос.

От большой арбы с кибиткой подошли две пожилые женщины, без головных платков, и стали заговаривать с детьми на ломанном казахском:

- Сють, сють бар? (Молоко есть?)

В их руках появилось по половине большого калача. Быстро сообразив, что предлагается обмен калачей на молоко, Рахим-тай и Асан закивали головами и в один голос ответили:

- Сут бар! Сут бар!

- У бабушки есть молоко!

- Айда, сут бар, вон наш аул...

После переговоров дети повели русских женге к аулу. Глядя на них, догадавшись, что происходит, со всех концов обоза стали подбегать и другие русские женге. Вскоре, возглавив целую группу русских женщин, дети повели их за собой к своему аулу. Вслед за ними зашагал лохматый мужик, к нему присоединилось еще несколько пожилых крестьян из обоза. Все с усами, и бородами, закрывающими рты, они продолжали казаться детишкам страшноватыми, диковинными.

Последовавшие вслед за детьми и женщинами мужики были вожаками в обозе переселенцев. Старшим из них был косматый, громадный Афанасьич, который первый заговорил с детьми. С ним вместе пошли с богатырской грудью, широкоплечий Федор и сухощавый, хмуроватый на вид, с глубоко посаженными глазами, седобородый старик Сергей.

Приведя целую толпу чужедальних путников в аул, дети разбежались по домам, взахлеб рассказывая взрослым:

- Просят молока... Взамен обещают дать хлеба.

- Сукар дадим, говорят. Бабушка, дай им молока!

В ауле жилищ много. Кое-где хозяйки выносили молоко, потом смешивались в толпе с русскими простоволосыми женщинами. Среди русских особенно выделялась баба средних лет, крупнотелая, со множеством мелких морщин на лице, статная, с властным видом, большими руками и огромной грудью. По сравнению с другими она выглядела более загорелой, смуглой. Все обращались к ней почтительно, называли ее «матушка Дарья». Именно эта Дарья повела с казашками более непринужденный, чем остальные, разговор и первою стала обменивать хлеб, сухари на айран и свежее молоко.

- Меники-сеники, твое-мое! - уверенно заговорила она, считая, что объяснила по-казахски все очень понятно и хорошо.

Старуха Ийс и жена Базаралы - Одек, и жена Даркембая Жа-ныл, глядя на Дарью, добродушно улыбались, - и действительно ее отлично понимали.

Старуха Ийс сказала по-казахски:

- Берите молоко даром. Вы ведь гости!

Некоторые бабы стали вытаскивать деньги и совать в руки хозяйкам аула. Однако Жаныл, воркующе засмеявшись, стала отмахиваться и отрицательно покачала головой.

- Не нужно денег. ойбай, зачем деньги! Разве мы торговцы, чтобы за молоко деньги брать! - говорила Жаныл и снова махала руками, показывая, что гости все могут забирать даром.

Поясняя делом, Жаныл стала наливать в кувшин русской женщины молока из ведерка с носиком, одновременно отталкивая ее руку, протягивающую деньги.

- Жок! Жок! - говорила она, продолжая качать головой. -Нет! Нет!

- Ты погляди! А сами-то бедные!.. И денег не берут. Это у них, должно быть, так заведено. Нас считают гостями. Кыргызы, слышь, любят гостей. Добром встречают. Так ли, нет, моя милая? - обратилась Дарья, ласково глядя на старую Ийс.

Жаныл, Одек тоже налили русским молока, но ни хлеба, ни денег не взяли за это.

Бородатые мужики, одобрительно покачивая головами, соглашались со словами Дарьи. Однако у них были свои серьезные вопросы, которые надо было задать. Афанасьич сделал попытку заговорить по-казахски:

- Аул казах джигит есть?

- Что говорит этот человек? Ты поняла что-нибудь, Одек-апа? - спросила Жаныл у жены Базаралы и выжидательно замерла, в некой растерянности.

- Кажется, он спрашивает, где наши мужчины, - предположила Одек.

Афанасьич утвердительно закивал головой. Этот человек знал жизнь в казахской среде. Год назад побывал ходоком на Жетысу, прожил там некоторое время, затем вернулся домой, - и сейчас вел переселенцев на заранее им обследованные места. Афанасьич научился понимать и кое-как изъясняться по-казахски.

Женщины, теперь сообразившие, чего хотят чужаки, сказали Афанасьичу, что в юрте лежит больной Базаралы, и он говорит по-русски. Вспомнили, что где-то в ауле должны быть Даркем-бай и Абылгазы. Назвав мужчин аула по именам, осмелевшая Одек, махнув рукой, позвала за собою русских людей:

- Айда за мной! Джигит там!

Когда трое переселенцев ушли вслед за Одек к юрте Базара-лы, то пожилые женщины в белых жаулыках, молодые келин в платках и дети - единой толпой с пришелицами пошли по аулу. На ходу казашки и русские разглядывали друг друга, и каждая сторона на своем языке выражала вслух свои впечатления.

- Ойбай, у них даже старые байбише ходят с непокрытой головой! Как же так? - удивлялись казашки.

Проходя мимо юрт, мимоходом заглядывая в распахнутые двери, русские женщины также выражали свое удивление увиденным.

- Господи, бедность-то какая! - говорила пожилая Дарья, опытным взглядом быстро оценивая крестьянское благосостояние очагов. - Юрточки у них рваные, латаные... Внутри один хлам, обстановки никакой. Одежонки сносной на детишках нет.

Видя возле юрт сидящих у наружных очагов старух или молодых келин, прожаривающих в широких казанах зерно, русские бабы жалостливо качали головами и говорили:

- Неужто еда у них - одна пшеница?

- И масла, видать, ни капли нет! Готовят постно, всухую!

- Скоромного, видать, ничего не едят, кроме молока!

- Видно же - впроголодь живут. Бедуют! А денег не берут!

- Такая вот кыргызская деревня, значит!

- И здесь нищета, почище чем у нас под Пензой! Будь оно все