Песни/Танцы - Алексей Викторович Ручий

— Как думаешь, что будет сегодня на корпоративе? — спрашивает меня Юля некоторое время спустя.

— Ничего особенного. Торжественные речи, которые с равным успехом могли бы быть и траурными, немного алкоголя — потому что много наша фирма выкатить поскупится, ну и нудные разговоры, все как обычно. Я иду исключительно из-за боулинга.

— Будешь играть?

— А почему бы и нет?

— Понятно.

Что там Юле понятно, я приблизительно представляю. Это примитивно и скучно, но ничего не поделаешь: так же, как она, мыслят миллионы. Впрочем, она в чем-то превосходит многих, стоит это признать. И потом — невозможно презирать всех, с кем общаешься, потому что тогда придется презирать и самого себя.

Я доедаю борщ и принимаюсь за плов. Подцепляю вилкой кусочки мяса и комки риса. Смотрю на Юлю: она возится с омлетом, разделяя его ножом на равные доли. Интересно, о чем она в это время думает? Скорее всего, ни о чем. Возможно, немного о работе, немного обо всех этих женских штучках. Но вряд ли о чем-то большем.

Я ей завидую, как завидую и бывшему коллеге Коле: ей гораздо легче жить, чем мне. В ее мире все более-менее просто и понятно. Она не стремится проникнуть в суть вещей, скользя по их поверхности, и это, безусловно, отдаляет ее от всех неприятных выводов, которые неизменно возникают, когда ты заглядываешь под красивую обертку реальности.

— Как тебе наш новый начальник Андрей Иванович? — спрашивает меня она, оторвавшись от омлета.

Вообще Андрей Иванович уже три с лишним месяца руководит нашим офисом, поэтому новичком его назвать можно с некоторой натяжкой. Но, учитывая историю с предыдущими начальниками и их отсутствием, он все же попадает в категорию «новый начальник». Его стиль руководства в определенной мере мне нравится: он не стремится контролировать всех и вся. Поэтому я воспринимаю его пока что скорее положительно.

— Нормальный мужик. Меня устраивает как начальник.

— Да, мне тоже нравится.

— Но начальников хороших не бывает, это следует понимать…

— Ага.

Тема закрыта. Мы все понимаем сами. Начальников нельзя хвалить. Если сегодня они ведут себя в отношении подчиненных лояльно, это не значит, что завтра они не станут драть с них три шкуры. Потому что любой начальник — относителен. Над ним тоже есть начальник. И над тем начальником есть. А еще выше — конъюнктура рынка. И самый главный авторитет — Капитал. А Капитал и человеческие взаимоотношения — это вещи из разных плоскостей.

С обедом покончено, я допиваю остатки компота. Юля по-прежнему копошится со своим омлетом. Пусть копошится, я не тороплюсь. Достаю салфетку из специального стаканчика, стоящего на столе, и вытираю рот. Затем складываю из нее птичку. Птичка получается так себе — вялая и рыхлая. К тому же с разводами жирных пятен. Я кладу ее в пустую тарелку из-под борща.

— Как там твой город убийц? — спрашивает меня Юля, отправляя кусок омлета в рот.

— Почему мой? Он и твой тоже.

— Хорошо, как там наш город убийц?

— Ждет всех нас в свои лапы.

— И?..

— И получит, естественно. Мы сами придем. Потому что внутри мы все — убийцы.

Она легонько улыбается. Не воспринимает мои слова всерьез. Думает, что разговоры о городе убийц — не более чем аллегория. Но это не так. Скорее тот чувственный мир, который она привыкла считать своим, — аллюзия на истинную реальность. Причесанный и покладистый — этот мир только отражение в кривом зеркале, в действительности он суров и жесток. Сосредоточен, как убийца, выслеживающий свою жертву. Жаль только, что большинство жертв понимает это слишком поздно.

— Я — не убийца, — заключает Юля после непродолжительного молчания, вызванного усиленным пережевыванием омлета.

— Еще какая, — улыбаюсь в ответ я.

Юля решает не спорить. Доедает омлет, выпивает сок и встает из-за стола. Я встаю следом. Обед закончен, пора возвращаться в офис.

Но перед этим мы идем в курилку. Минут десять курим и перекидываемся редкими фразами. Никто не торопится в офис — туда мы еще успеем.

— Куда делся твой сосед Коля? — спрашивает меня Юля.

— Он уволился.

— Да ты что? А я и не знала.

— На прошлой неделе, ты тогда болела.

— Понятно. Нашел место лучше?

— Намного лучше.

— Не знаешь какое?

Я затягиваюсь сигаретным дымом.

— Знаю. В порту. У самого синего моря. Что может быть лучше для настоящего мужчины?..

— Не знаю. Ты себя настоящим мужчиной не считаешь, что ли? Ты же в офисе сидишь…

— Я — другая субстанция. Я нужен здесь, дабы подчеркивать неумолимость того факта, что рано или поздно все кончится. Этот мыльный пузырь, — я делаю круговое движение рукой, — под названием «бизнес» лопнет. Я разрушаю ваши иллюзии.

— Вот оно как…

— Именно так.

На этом наш невинный треп окончен. Мы возвращаемся в офис. Впереди еще четыре рабочих часа. И только после этого можно будет вздохнуть полной грудью. С этим ничего не поделаешь, к сожалению.

Вернувшись, я просматриваю свою электронную почту. Не обнаружив в ящике ничего интересного, возвращаюсь к чтению новостей. Террористический акт в Афганистане, строительство нового храма в Москве, посещение нашим президентом свинофермы в какой-то глуши — ничего действительно стоящего. Все новости — это предсказуемая последовательность тысячи раз разжеванной, проглоченной и переваренной информации. Все новости — это картины гниения на экранах ваших мониторов. Гниения мира.

Я начинаю отсчет. Пусть быстрее придет вечер. Раз, два. Пусть скорее наступит ночь. Три, четыре. Пусть офисы покинет жизнь. Пять, шесть. Навсегда…

Без коллеги Коли скучно. Мне нравилось наблюдать порождаемый им диссонанс: соотношение его самого, без пяти минут моряка дальнего плавания, и пластмассового офисного мира. Он смотрелся среди офиса как пугало в огороде, и именно это мне нравилось, поднимало настроение.

Все остальные коллеги не такие. Они слились в серую бесформенную массу, став одними из тысячи тысяч офисных клерков. Они словно созданы для этого офиса с его недорогой мебелью, экранами мониторов и телефонными аппаратами, а офис — единственная приемлемая для них среда обитания. Наблюдать за ними совершенно не интересно.

Время идет, тикают стрелки часов. По офису разносится гул голосов. Изредка поднимаю трубку телефона и я — переговорить с ключевыми клиентами. До вечера успеваю отправить три коммерческих предложения и выставить два счета на довольно приличную сумму.

В полшестого вечера я выключаю компьютер и иду в курилку. Последние полчаса рабочего дня я провожу здесь, глядя в окно и выкуривая две сигареты. Вообще по офисному регламенту такое долгое отсутствие вне офиса, если это не обед, запрещено, и для этого даже необходимо отмечаться у секретаря на ресепшен, но я договариваюсь с Мариной: она ничего никуда не вносит, для руководства я все это время нахожусь на своем рабочем месте.

За окном разворачиваются картины ранней весны, и это вселяет небольшую надежду. Зима закончилась, нас ждут теплые деньки. Возможно, убийцы ослабят свою бдительность, и у всех нас появится шанс вырваться из их ловушки.

После шести мы всем коллективом покидаем офис. Владельцы автомобилей отгоняют своих железных коней на платную автостоянку, чтобы не ограничивать себя в выпивке, и, присоединившись к остальным, отправляются к месту проведения праздника привычным для последних способом: на метро.

В вагоне подземки руководитель офиса Андрей Иванович достает из-под полы пальто бутылку виски и пьет прямо из горла, затем протягивает бутылку остальным. По кругу мы опустошаем ее в считанные минуты.

Я стою рядом с Юлей. Она улыбается мне:

— Судя по началу, дальше будет еще веселее.

— Несомненно, — отвечаю ей я.

Что будет дальше — предположить нетрудно. Описаниями корпоративов заполнен интернет и современная литература. На этих праздниках жизни, а точнее, ее иллюзии, находят свой выход эсхатологические силы, живущие внутри каждого офисного работника, силы Хаоса и Разрушения. Каждый клерк считает своим долгом оторваться на корпоративе так, словно это последний день его жизни. Неудивительно, что все эти праздники, помимо обязательного официоза в начале, сопровождаются не менее обязательными пьянством и развратом в конце.

— Пир во время чумы, — заключаю я.

— Скажешь тоже…

— А что? Я ведь тоже его участник.

— Вот и радуйся, — говорит мне Юля.

— Я и радуюсь.

И я радуюсь вместе со всеми, когда мы покидаем метро и идем в боулинг. В голове немного шумит после виски, душа требует праздника. Да, это пир во время чумы, и мы любим такие пиры. Потому