Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров
Сейчас, судя по басовитому гудению дизеля, треску компрессора, нагнетающего воздух в отсеки, и легкому покачиванию палубы, лодка шла в надводном положении. Это продолжалось уже второй час, и Павел от души желал фрицам, чтобы эта их морская прогулка кончилась налетом авиации или встречей с советским эсминцем, который в два счета разделал бы эту посудину под орех, пустив ее на дно так же легко, как она утопила геройский ТК-342.
Потом субмарина легла в дрейф, но стрельбы, которую надеялся услышать Павел, не последовало. Дизель снова затарахтел, судно тронулось и почти без качки, по спокойной воде двинулось дальше. За стальной переборкой слышались шаги и голоса; судя по доносившимся до Лунихина обрывкам фраз, трудный поход близился к концу, чем члены экипажа субмарины были весьма довольны. У их невольного пассажира причин радоваться, напротив, не было. Долгий переход, во время которого он валялся на узкой койке, понемногу приходя в себя, дал ему время поразмыслить над своим положением, которое, с какой стороны ни глянь, представлялось, мягко говоря, незавидным.
Он не сомневался, что немцы напали на катер с одной-единственной целью — захватить «языка». При этом они сильно рисковали: не окажись в момент встречи торпедные аппараты «триста сорок второго» пустыми, исход этого рандеву мог быть совсем другим. Значит, «язык» был нужен немцам позарез, и Павел отдавал себе отчет в том, что им повезло с пленным: матрос с какого-нибудь сухогруза или даже сторожевика вряд ли мог рассматриваться в качестве источника хоть сколько-нибудь ценной информации. Иное дело — командир торпедного катера, знающий акваторию и побережье Кольского залива как свои пять пальцев!
Напасть на Мурманск с суши у фрицев кишка тонка — второй год они тут бьются лбом о стенку, а толку от их усилий нет и не предвидится. Морем к городу тоже не подойти, и все, на что они пока способны, — это разбойничать в районе острова Медвежий, бомбя с воздуха и торпедируя из-под воды союзнические конвои — PQ, которые везут из-за океана оружие, технику и продовольствие по ленд-лизу, и QP, транспортирующие обратно руду, золото и стратегическое сырье, которыми советское правительство расплачивается с союзниками.
Конечно, командир торпедного катера — не командующий Северным флотом, но проходы в минных полях, расположение береговых батарей, радиопозывные и световые коды он знает не хуже, а пожалуй, и лучше любого адмирала. Располагая такой информацией, управляемая грамотным командиром субмарина при известной доле везения способна миновать смертельно опасный лабиринт минных полей и противолодочных заграждений и подойти к городу на расстояние выстрела. А о том, что может натворить вражеская подлодка, тайно просочившаяся в акваторию Мурманской портовой зоны, даже подумать страшно…
Правда, немцы не торопились с допросом, но эта отсрочка Павла не радовала. Скорее всего, она означала, что фрицы планируют не разовую вылазку — подошли, всплыли на перископную глубину, выпустили торпеды и дали стрекача, — а крупную операцию, требующую серьезной подготовки. А может быть, у них, как у «триста сорок второго» во время его последнего боя, просто недостаточно боеприпасов для такого нападения. В любом случае путь они, похоже, держат не к берегам Кольского залива, где их могут обнаружить и утопить, а на свою базу — может, на Медвежьем, может, в норвежских шхерах, а может, и на Балтике, в одном из немецких портов…
Все это выглядело довольно странно и не особенно правдоподобно. Павел вовсе не чувствовал себя такой важной птицей, чтобы из-за него стоило гонять подлодку вокруг всей Северной Европы. Но другого объяснения действиям немцев, которые легко могли пустить его на дно вместе с катером, но почему-то этого не сделали, он найти не мог, сколько ни искал.
Дизель за переборкой снова замолчал, и через мгновение Павел ощутил мягкий толчок, означавший, что субмарина швартуется к причалу. Он понял, что вскоре получит ответы на все вопросы по поводу своей дальнейшей судьбы. В конце-то концов, фрицы не затем нянчились с ним и тащили в такую даль, чтобы просто пристрелить. «Лучше бы пристрелили, — подумал он с тоской. — Все равно этим кончится, так еще и все жилы вытянут, сволочи… Только бы вытерпеть, ничего не сказать!»
В коридоре застучали подкованные сапоги, в замочной скважине заворочался ключ, лязгнул засов, и в проеме открывшейся двери показался коренастый, обритый наголо человек с изуродованным шрамами от ожогов, лишенным бровей и ресниц, немного похожим на противогазную маску лицом. На животе у него висела потертая кожаная кобура с расстегнутым клапаном, а на груди, свисая с шеи на тонкой металлической цепочке, болталась надраенная до яростного солнечного блеска боцманская дудка — предмет, который здесь, на подлодке, вряд ли использовался по прямому назначению и наверняка служил своему владельцу просто украшением, полагающимся по статусу.
Из-за спины боцмана выглядывали двое вооруженных автоматами матросов. Один из них вслед за боцманом протиснулся в каюту и навел автомат на пленного. Лицо у него при этом было напряженное, словно он и впрямь ожидал нападения, и Павел его отлично понимал: парень наверняка больше привык управляться с приборами и механизмами подлодки, чем со стрелковым оружием, да и видеть противника вот так, лицом к лицу, ему раньше тоже вряд ли доводилось.
В увесистой связке, которую боцман извлек из глубокого кармана брезентовых штанов, нашелся и ключ от наручников.
— Вот ты и прибыл на свой курорт, — сообщил боцман Павлу под негромкие смешки матросов, оценивших шутку пребывающего в отменном расположении духа начальства. — Солнечных ванн я тебе не обещаю, зато труда у тебя будет вдоволь. Возможно, он со временем сделает вас, славянских обезьян, хотя бы отдаленно похожими на людей…
Лунихин сделал тупое лицо и глупо замигал глазами, демонстрируя полное непонимание.
— Не понимаешь? — ковыряясь ключом в замке наручников, усмехнулся боцман. — Ничего, это пройдет. Раб должен знать язык господина, и ты его выучишь, если раньше не издохнешь, как собака…
Он отстегнул браслет от поручня койки и защелкнул его на свободном запястье пленника.
— Выходи, — приказал он, сопроводив свои слова энергичным жестом в сторону двери. — Да пошевеливайся!
Поскольку Павел не торопился, он сгреб его за шиворот, рывком поднял с койки и толкнул в сторону выхода. Рука у него была тяжелая; Павел с трудом удержался на ногах, матросы снова засмеялись.
— Смейтесь, смейтесь, — процедил он сквозь зубы, борясь с накатившей слабостью. — Хорошо смеется тот, кто смеется последним…
Вместо ответа его чувствительно ткнули в поясницу стволом автомата, и он буквально вывалился в узкий коридор, соединявший аккумуляторный отсек с матросским кубриком. Один из конвоиров
