Вечный день - Юлиус Фучик

Держа наготове свой ППШ, сержант обежал домик, запыленными сапогами хрустя по битому стеклу и сброшенной с крыши черепице. В нем тлела невыразимая, так и непроясненная скорбь об убитом командире, у которого, словно эстафету, подхватил он очередную заботу — повернуть взвод фронтом к церкви. Лемешенко не очень понимал, почему именно на церковь, но последний приказ командира приобрел уже силу и вел его в новом направлении.

От домика по узкой дорожке, выложенной бетонными плитками, он добежал до калитки. За штакетной оградой тянулся узкий переулок. Сержант взглянул в одну сторону, в другую. Кое-где сюда выбегали со дворов бойцы и также оглядывались. Вон его Ахметов — выскочил возле трансформаторной будки, оглянулся и, увидев командира отделения посреди улицы, направился к нему. Где-то среди садов, серых коттеджей и домиков с лютым ревом разорвалась мина, рядом на крутой крыше, сбитая осколками, сдвинулась и посыпалась вниз черепица.

— Влево давай! На кирху!!! — крикнул сержант и сам побежал вдоль проволочной ограды, отыскивая проход. Впереди из-за кудрявой зелени недалеких деревьев синим шпилем торчала в небе кирха — новый ориентир их наступления.

Тем временем в переулок один за другим высыпали автоматчики; появился сзади низенький, неуклюжий, с кривыми в обмотках ногами пулеметчик Натужный; за ним — новичок Тарасов, который с самого утра не отставал от опытного пожилого бойца; с какого-то двора лез через изгородь увалень Бабич в перевернутой на голове зимней шапке. «Не мог найти другого прохода, тюфяк», — мысленно выругался сержант, увидев, как тот сначала перебросил через забор свой автомат, а потом неуклюже перевалил нескладное медвежье тело.

— Сюда, сюда давай! — махнул он, злясь потому, что Бабич, подняв автомат, начал отряхивать загрязненные колени. — Быстрее!

Автоматчики наконец поняли команду и, находя проходы, исчезали в калитках домов, за строениями. Лемешенко попал в раскрытые ворота и вбежал в довольно широкий заасфальтированный двор, на котором разместилось какое-то низкое строение, видно гараж. Вслед за сержантом вбежали сюда его подчиненные — Ахметов, Натужный, Тарасов, последним трусил Бабич.

— Лейтенанта убило! — крикнул им сержант, высматривая проход. — Возле белого дома.

В это время откуда-то сверху и близко прогрохотала очередь, и пули оставили на асфальте свежие следы. Лемешенко бросился в укрытие под глухую бетонную стену, что огораживала двор, за ним остальные, только Ахметов споткнулся и схватился за флягу на поясе, из которой в две струи лилась вода.

— Собаки! Куда угодили, гитлерчуки проклятые…

— Из кирхи, — сказал Натужный, всматриваясь сквозь ветви деревьев в сторону шпиля. Его невеселое, попорченное оспой лицо стало озабоченным.

За гаражом нашлась калитка с завязанной проволокой щеколдой. Сержант вынул финку и двумя взмахами перерезал проволоку. Они толкнули дверь и оказались под развесистыми вязами старого парка, но тут же попадали. Лемешенко резанул из автомата, за ним ударили очередями Ахметов и Тарасов — между черных жилистых стволов бежали врассыпную зеленые поджарые фигуры врагов. Неподалеку за деревьями виднелась площадь, а за ней высилась уже ничем не прикрытая кирха, там бегали и стреляли немцы.

Вскоре, однако, враги заметили их, и первая пулеметная очередь брызнула щебенкой с бетонной стены, засыпав потрескавшуюся кору вязов. Надо было бежать дальше, к площади и к кирхе, преследуя врага, не слезать с него, не давать ему опомниться, но их было мало. Сержант посмотрел в сторону — больше пока никто не пробрался к этому парку: чертовы подворья и изгороди своими лабиринтами сдерживали людей.

Пулеметы били по стене, по шиферной крыше гаража, бойцы распластались на мелкой весенней травке и отвечали короткими очередями. Натужный выпустил с полдиска и утих — стрелять было некуда, немцы спрятались возле кирхи, и их огонь с каждой минутой усиливался.

Ахметов, лежа рядом, только сопел, зло раздувая тонкие ноздри и поглядывая на сержанта. «Ну а что дальше?» — спрашивал этот взгляд, и Лемешенко знал, что и другие тоже поглядывали на него, ждали команды, но скомандовать что-либо было не так-то просто.

— А Бабич где?

Их было четверо с сержантом: слева Натужный, справа Ахметов с Тарасовым, а Бабич так и не выбежал со двора. Сержант хотел было приказать кому-нибудь посмотреть, что случилось с этим увальнем, но в это время слева замелькали фигуры автоматчиков их взвода — они сыпали откуда-то довольно густо и дружно ударили из автоматов по площади. Лемешенко не подумал даже, а скорее почувствовал, что время двигаться дальше, в сторону кирхи, и, махнув рукой, чтобы обратить внимание тех, кто был слева, рванулся вперед. Через несколько шагов он упал под вязом, дал две короткие очереди, кто-то глухо шмякнулся рядом, сержант не увидел его, но почувствовал, что это Натужный. Затем он вскочил и еще пробежал несколько метров. Слева не утихали очереди — это продвигались в глубь парка его автоматчики.

«Быстрее, быстрее», — в такт сердцу стучала в голове мысль. Не дать опомниться, нажать, иначе, если немцы успеют осмотреться и увидят, что автоматчиков мало, тогда будет плохо, тогда они здесь завязнут…

Пробежав еще несколько шагов, он упал на старательно подметенную, пропахшую сыростью землю; вязы уже остались сзади, рядом скромно желтели первые весенние цветы. Парк окончился, дальше, за зеленой проволочной сеткой, раскинулась блестящая от солнца площадь, вымощенная мелкими квадратами сизой брусчатки. В конце площади возле кирхи суетились немцы в касках.

«Где же Бабич?» — почему-то назойливо сверлила его мысль, хотя теперь появилось больше беспокойства: надо было как-то атаковать кирху через площадь, а это дело казалось ему нелегким.

Автоматчики, не очень слаженно стреляя, выбегали из-за деревьев и залегали под оградой. Дальше бежать было невозможно, и сержанта очень беспокоило, как выбраться из этого опутанного проволокой парка. Наконец его будто что-то осенило — он выхватил из кармана гранату и повернулся, чтобы крикнуть остальным. Но что кричать в этом грохоте! Единственно возможной командой тут был собственный пример, надежный командирский приказ: делай как я. Лемешенко вырвал из запала чеку и бросил гранату под сетку ограды.

Дыра получилась небольшая и неровная. Разорвав на плече гимнастерку, сержант протиснулся сквозь сетку, оглянулся — следом, пригнувшись, бежал Ахметов, вскакивал с пулеметом Натужный; рядом прогремели еще разрывы гранат. Тогда он, уже не останавливаясь, изо всех сил рванулся вперед, отчаянно стуча резиновыми подошвами по скользкой брусчатке площади.

И вдруг случилось что-то непонятное. Площадь покачнулась, одним краем вздыбилась куда-то вверх и больно ударила его в бок и лицо. Он почувствовал, как коротко и звонко брякнули о твердые камни его медали, близко, возле самого лица брызнули и застыли в пыли капли чьей-то крови. Потом он повернулся на бок, всем телом чувствуя неподатливую жесткость камней, откуда-то из синего неба посмотрели на него испуганные глаза