Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров
И потом, стоит ли говорить о каких-то приготовлениях, если трещина в скале обнаружилась чисто случайно? Наткнувшись на нее, доведенный до отчаяния, почти обезумевший гефтлинг просто воспользовался тем, что показалось ему шансом на спасение, даже не дав себе труда подумать о последствиях. Да, Хайнрих прав: не позднее чем к вечеру его драгоценного пленника приведут, а скорее всего, принесут обратно в бункер. И, поняв, что последний шанс истрачен впустую, сломленный и потерявший надежду, тот начнет говорить…
Штирер честно попытался проанализировать свои чувства и ощущения — ну, хотя бы затем, чтобы потом описать их в мемуарах, — и понял, что не испытывает ничего, кроме легкого раздражения, вызванного досадной помехой. Он искренне хотел, чтобы Германия поскорее выиграла войну, — если быть до конца честным перед самим собой, то не ради торжества идей национал-социализма, а лишь затем, чтобы его, наконец, оставили в покое, позволив заниматься любимым делом — строить мосты, дороги и дома, архитектурное изящество и смелость инженерного замысла которых поставят его в один ряд с самыми известными зодчими современности. Он был достаточно умен, чтобы понимать: большое складывается из малого, и микроскопическая песчинка, наподобие успешного побега заключенного из концентрационного трудового лагеря, может в конечном итоге отдалить долгожданный миг победы, а то и склонить чашу весов в ненужную сторону, став той соломинкой, что сломала спину верблюду.
Они прошли по узкой бетонной дорожке вдоль края канала, миновали широкие морские ворота главного портала и остановились на обнесенной легкими железными перилами квадратной площадке над черной водой. Позади них была отвесная, иссеченная глубокими трещинами и расселинами скала, справа белела мощная бетонная опора портала, а впереди простиралось обрамленное все теми же скалами зеркало темной глубокой воды. Взбивая эту смоляную черноту в неправдоподобно белую с зеленоватым бутылочным оттенком пену, по протоке, направляясь к главному фарватеру, шел плоский и остроносый, как утюг, сторожевой катер. Алое полотнище с заключенной в белый круг свастикой полоскалось на его корме, расчехленная артиллерийская установка вращалась из стороны в сторону, грозно ощупывая отвесные береговые скалы слепыми зрачками четырех готовых извергнуть разрушение и смерть дул. На корме стоял, держа наперевес винтовку, пехотинец в серой шинели и пилотке с опущенными ушами. Воздух был прозрачным, как вода в ледяном горном ручье, и даже на таком расстоянии Курт Штирер видел, что солдат остро нуждается в бритье.
— Удивительно, — вторя его мыслям, задумчиво произнес Шлоссенберг, — сколько усилий приходится тратить на то, чтобы восстановить дисциплину, расшатанную такими, с позволения сказать, офицерами, как полковник Дитрих!
— Аминь, — сказал майор Штирер. В данном конкретном случае он был целиком и полностью согласен со старым приятелем: он, немецкий инженер, превыше всего на свете ценил порядок и аккуратность, а небритый разгильдяй в серо-зеленой пехотной шинели, торчащий на корме выходящего в море сторожевого катера, резал глаз так же, как чернильная клякса на тщательно, со старанием и любовью выполненном чертеже.
Узнав, по всей видимости, заметный даже на таком расстоянии кожаный плащ коменданта, солдат на корме катера вскинул руку в приветствии. Шлоссенберг, чуть-чуть помедлив, неохотно ответил на салют, подняв к плечу обтянутую перчаткой ладонь. В следующую секунду, слегка удивив Штирера, бригаденфюрер схватился за висевший на груди бинокль и, расчехлив его, навел окуляры на удаляющийся катер.
Пока он возился с застежками чехла, пехотинец повернулся к нему спиной. Голова его была поднята, как и ствол винтовки: солдат внимательно обозревал прибрежные скалы в поисках беглеца, которому здесь было решительно нечего делать.
— Странно, — сказал, опуская бинокль, Шлоссенберг, — что делает солдат береговой охраны на сторожевом катере?
Над затянутой маскировочной сетью протокой все еще витал, перекатываясь от одного скалистого берега к другому, заунывно-тоскливый вой сирен. Потом он смолк; наступившая тишина показалась оглушительной, как после близкого взрыва, и в этой ватной, звенящей тишине Курт Штирер по инерции прокричал во всю глотку:
— Не знаю! Это ведь твои солдаты, черт бы их побрал!!!
Шлоссенберг посмотрел на него с легким недоумением, как на сумасшедшего, а затем, резко развернувшись на каблуках, решительно направился к бункеру.
— Куда ты, Хайнрих? — все еще привычно дурачась, воззвал Штирер. — Не покидай меня, дружище!
— Я в радиорубку, — отрывисто ответил Шлоссенберг. — Надо связаться с катером. Доннерветтер, мне чертовски не нравится этот пехотинец!
Штирер закурил, глядя ему вслед. Затем он напрягся, заметив опять появившуюся на железобетонной опоре портала трещину. Данные гидрогеологической разведки оказались неточными; это привело к погрешностям в проекте, которые теперь начали вылезать боком — разумеется, не гидрогеологам и не окопавшимся в Берлине создателям проекта, а начальнику строительства майору Штире-ру. На то, чтобы укрепить грозящую в один далеко не прекрасный день обрушиться опорную колонну, ушла уже чертова уйма бетона и скальной породы, но бетонный монолит продолжал проседать в оказавшееся ненадежным дно, о чем свидетельствовали то и дело появляющиеся на его поверхности трещины.
В тот самый момент, когда майор Штирер с выражением хмурой озабоченности на бледном лице положил ладонь в перчатке на край одной трещины, ефрейтор Хофманн, щурясь от яркого дневного света, с головы до ног перемазанный землей, с заряженным «вальтером» в руке с трудом выбрался на поверхность из другой. Он вдохнул полной грудью напоенный запахами моря и северных трав воздух, выпрямился и, чувствуя себя заново родившимся, нерешительно двинулся наугад, чтобы осмотреться и, быть может, найти следы беглеца. Запорошенные пылью очки мешали ему; не останавливаясь, ефрейтор снял их и протер. Впереди, чуть левее направления, в котором он двигался, виднелась какая-то табличка, прикрепленная к вбитому в землю колышку. Хофманн надел очки и вгляделся в надпись на табличке.
Там было написано: «Achtung Minen!» Надпись иллюстрировало изображение человеческого черепа на фоне скрещенных берцовых костей. Уже понимая, что напрасно затеял эту прогулку, ефрейтор Хофманн машинально, по инерции сделал еще один шаг.
Над протокой прокатилось гулкое эхо отдаленного взрыва. На слух определив направление звука, Курт Штирер припомнил карту береговых укреплений и кивнул: теперь он примерно представлял себе, где именно выходит на поверхность трещина, через которую беглец покинул бункер, и чем, вероятнее всего, завершился побег.
Глава 9
— Черт меня побери, а это что за чудо?! — с изумлением воскликнул один из матросов — тот, на лбу у которого красовался крупный жировик, похожий на контрольную лампу какого-то вмонтированного прямо в череп прибора.
— Это сухопутная крыса, — отозвался второй — плюгавый, золотушный тип с вытянутой вперед, как