Сторож брата. Том 1 - Максим Карлович Кантор

— Ситуация закономерная, — Варфоламеев, оглядев свою пустую тарелку, удивленно поднял брови и сказал: — Как-то мало мы заказали.

Роман Кириллович слушал циничную речь толстого крупного Варфоламеева и не верил тому, что так говорить можно.

— Есть один такой полковник, он сам в молодости сидел — правда, недолго. Оврагов фамилия. Глаз ему на зоне вышибли. Набирает армию из уголовников. Из кого еще набирать армию? Кто воевать будет за страну воров? Те, кого обокрали. Мне кажется логичным, что страну воров будут защищать уголовники. — Варфоламеев потянулся за дальним блюдом. — Вам икры положить? Неплохая икра. Ну, как хотите. Из уголовников создадим ударную армию. И надо работать с преторианцами.

— А чего вы от меня-то хотите?

— Мне комиссар нужен. В армии. Слышали про восьмой отдельный батальон маршала Рокоссовского?

— Нет, не слышал, — Роман Кириллович насторожился.

— Говорят, набирать преступников в батальоны решил маршал Рокоссовский. После приказа номер двести семьдесят семь. Ну-у, маршал сам в лагере сидел. Знал контингент.

Мерный голос Варфоламеева пугал ученого.

— Как это понять?

— Пропагандистом работать надо, Роман Кириллович.

Сказано было спокойно, по-доброму. И запито добрым глотком.

— В опричники приглашаете?

— Ну-у-у. Все мы, конечно, опричники. Цепные псы режима. И Ермак, и Годунов, и Френсис Дрейк. И даже наш президент из опричников. Ихний президент, кстати, тоже. Других-то нет.

— В опричники, — гордо сказал Роман Кириллович, — не нанимался.

— Ну-у-у. Мое дело предложить.

Расстались почти дружески. Варфоламеев допил последний бокал, тяжело встал из-за стола, оплатил обед большой компании, угощавшейся винами, заказанными на его избалованный вкус, и вышел, кивнув Рихтеру персонально.

Напоследок сказал:

— Англичан уважаю. Редкого качества люди.

Зачем Варфоламеев это сказал, непонятно. Он вообще говорил странно.

Разговор вывел из равновесия старого профессора. Роман Кириллович тяготился немотой и пустотой, в России — да что там, разве в одной России, во всем подлунном мире! — нынче уже одинокие занятия в библиотеках не решают ничего. И что высидит книгочей в университете, кроме гранта на книжку, которую прочтут три человека? И эти трое прочтут книгу по диагонали. Требуется найти трибуну — ради дела, вдохновляя которое возможно влиять на историю отечества.

Но что, если этот разговор был угрозой?

Роман Кириллович, услышав о возможном аресте и привлечении к суду за неведомую ему растрату, встревожился, но, обдумав сообщение, отмел суд как полнейшую нелепость. Кто и каким образом может ученому вменить в вину финансовые махинации? Чепуха, и только.

И в особенности странно было бы чиновникам заниматься подобной ерундой, когда вот-вот начнется большая война. Про войну стали говорить на улицах и в магазинах, и, хотя Роман Кириллович не поощрял паникерства, заразили волнением и его, вдумчивого человека. Он стал изучать карту Украины и не находил в ней ничего особенного. Ну да, вошли российские военные в Донецк; конечно, малоприятная история. Ну, бывает такое. Каталония, Северная Ирландия, ничего особенного. Надо ли воевать, это их дело, но зачем арестовывать тех, кто не согласен воевать? Слово «геополитика» Роман Кириллович не уважал, телевизор не смотрел, волнение в себе подавлял. Одно было очевидно: если страна живет такими страстями, если народ сошел с ума, у следователей попросту времени и охоты нет прислушиваться к наветам на кабинетного ученого.

Разговор с Варфоламеевым был страшен — вспоминая, обдумывая всякое сказанное им и собеседником слово, Роман Кириллович пришел к выводу, что его вербовали и проверяли. Он от предложения отказался. Но ведь повода для ареста нет. Все, что он говорил, было крайне патриотично, им (кремлевским сатрапам) не на что обижаться. Он — за империю, он обдуманно поддерживает русскую имперскую мысль, просто он не хочет работать пропагандистом.

Так утешал себя Роман Кириллович.

Однако прошло несколько дней, и в квартиру Романа Рихтера — как это и положено, рано утром, около шести часов утра, когда многие еще спят — пришли люди в форме. Вошло сразу много человек, прихожая не вместила всех, рассыпались по комнатам. Здесь была и полиция, и следственные органы, и несколько человек в штатском, предъявившие удостоверения федеральной службы безопасности. Были, как положено, и понятые — обе соседки, непричесанные, в халатах.

Старуха Алевтина Прыщова и Рафаэла Сигизмундовна Стацинская стояли в окружении страшных людей в форме и разбуженными, разбегающимися в стороны глазами взирали на соседа. Понятые вели себя по-разному, что, в сущности, соответствовало их характерам.

Рафаэла Сигизмундовна опасалась, что дознания следственных органов в отношении Романа Кирилловича выведут и к ее рижской недвижимости. Произойдет это само собой, неотвратимо. В детективных сериалах, которые она исправно смотрела по телевизору, именно так и происходило: начиналось с расследования кражи, а потом в соседней квартире находили труп. Поинтересуются: а кто же сосед у Романа Кирилловича? Некая Прыщова, нищая старуха? Ну, с Прыщовой спрос невелик. А вот имеется еще гражданка Стацинская, интеллигентная дама, это объект посерьезней. Зафиксирована была в демонстрации на Болотной площади, вот уже галочка в протокол. И зачем только ходила туда? А потом следователь заглянет к ней в квартиру. А разрешите, скажет дознаватель, полюбопытствовать, чьи это фотографии у вас на стенах развешаны? Ах, это ваш покойный супруг. А родом он из Риги, кажется? Столица Латвии, если не ошибаюсь? А Латвия ведь теперь вошла в НАТО, вы не в курсе, Рафаэла Сигизмундовна? У вас какие интересы в Латвии имеются, гражданка?

Недвижимостью, случайно, не спекулируете? И все. Конец.

Рафаэла Сигизмундовна приблизилась к должностному лицу, к тому, кто показался ей отзывчивее и добрее прочих, и промолвила:

— В чем причина ареста? Валюта?

В те дни стали выходить нежданные законы касательно операций в валюте. Странность законов заключалась в том, что еще вчера спекуляции считались достижением, а тут вдруг перестали таковым быть. Поскольку сути законов Стацинская не понимала, ее вопрос о валюте прозвучал недостоверно, цитатой из нэповских времен.

Должностное лицо на вопрос не ответило, чем ввергло Стацинскую в еще больший ужас. И зачем только она про валюту заговорила? У самой в серванте шкатулка с долларами.

Неужели Роман Кириллович иноагент?

В те дни в России уже ввели этот термин, воскрешающий подзабытое слово «враг народа». Слово «иноагент» великолепно сочеталось с термином «геополитика», но чуть хуже подходило к заклинанию «свобода». Впрочем, что именно значит термин «иноагент», толком никто не мог сказать: то ли человек отстаивает интересы враждебного государства, то ли человеку перечисляют средства из-за границы, то ли он просто шпион.

— Значит, Роман Кириллович — иноагент? Дожили! — Рафаэла Сигизмундовна успела проснуться, собралась с мыслями, и возмущение получилось натуральным. — Правда выясняется! Вот так живешь и не знаешь. А у тебя за стенкой иноагент!

— Успокойтесь, Рафаэла Сигизмундовна, — сказал Роман Кириллович. — Я не иноагент. И не шпион.

— Так у вас