Сторож брата. Том 1 - Максим Карлович Кантор
Шелепухин устало махнул рукой, подозвал официанта, спросил водки. Принял из холуйских рук холодную рюмку, выплеснул водку в рот, сглотнул. Зарплаты третий месяц нет, но за выпивку платит Плескунов, черт с ним, раскошелится на лишнюю рюмку. Будь оно все проклято!
Прокрустов же сказал так:
— Не стоит думать, господа, что в нашем государстве нет законов и принципов.
— Стало быть, это законно — стягивать войска к украинской границе? — едко поинтересовался Шелепухин. Он быстро пьянел.
— Наши войска. Куда хотим, туда и стягиваем.
Плескунов ответил адвокату так:
— Мы благодарны за консультацию. Отечественное законодательство чтим. — Кривые улыбки присутствующих, легкий смешок прошелестел над грузинскими закусками. — Слухам об арестах инакомыслящих не доверяем: в России все поголовно преданы императору. — И снова улыбки, саркастические, горькие. — Закон в нашем отечестве превыше всего. — В Басистова только что помидорами тухлыми не кидали; впрочем, откуда у мамы Зои тухлые помидоры? — Слышал я, что в Восточной Украине хозяйничают российские диверсанты, которых называют донецкими шахтерами. Но это, понятное дело, сплетни. Их там нет, как говорится. — И снова горестный смешок пронесся над шашлыками. Давно уж осмеяна фальшивка русского правительства: появилось даже определение войсковых подразделений на Донбассе — «ихтамнеты». — И мы не сомневаемся, «военные учения», которые проводит Россия на границе с Украиной, — это не подготовка к войне, а просто армейская тренировка. Ведь так?
Помрачнели лица сотрапезников. Отвлеклись от раздумий о судьбе профессора — тем паче что как раз перешли к жаркому, а основное блюдо требует тем посерьезней. Судьба Романа Кирилловича важна, но куда важнее то, что российские войска в последние недели стянуты к украинской границе. Официально назвали цифру: сто пятьдесят тысяч русских солдат. Наверняка, врут: на самом деле — вдвое больше, как минимум. Россия людей не считает: бросят в огонь сотни тысяч, солдатики и пойдут. Объявили о проведении беспрецедентных военных учений под названием «Союзная решимость» — будто бы с 10-го по 20 февраля 2022 года и прямо вдоль украинской границы надобно вести армейские учения. Дивизионы ракетных систем, зенитные комплексы, общевойсковые армии. Кому же вдруг понадобилось? И спрашивали друг друга тревожно: это что ж такое? Война будет? Так ведь идет уже какая-то война на Донбассе, неужели мало? Нет, это так пока, войнушка. Не может ведь быть такое, чтобы серьезная война. Ну какая война, помилуйте!
— И что же, господин адвокат, вы мне как главному редактору газеты, несущей людям правду, посоветуете? Связать арест ученого с мировым именем (видите, в Оксфорде волнуются!) с передислокацией российских вооруженных сил?
— А как иначе? — гудел Зыков.
— Орки к войне готовятся! — крикнул Шелепухин.
Слово, заимствованное из сказок Толкина, прижилось. Сперва русских назвали «орками» украинцы. Называя русских «орками», украинцы думали, что сами они напоминают «эльфов». И, даже если облик боевика батальона «Азов» не всегда напоминал эльфа, а эмблемой служило изображение Бафомета, суть была понятна — с востока движется тьма черной империи, и силы зла необходимо остановить. Постепенно терминологию усвоили все, в том числе и сами русские, которые именовали себя «орками» горделиво — мол, движемся сплоченно и все западное крушим.
Плескунов поправил Шелепухина:
— Не орки, но доблестные защитники Родины. Отечество охраняет свои рубежи, а старого профессора решили сгноить в лагере, дабы предотвратить террористический акт. Вот официальная версия.
— Вам как газетчику ирония положена, — корректно ответил адвокат Басистов. — Мне гонорары за шутки не начисляют. Со своей стороны могу вам порекомендовать искать связи с прокуратурой. Убедить прокурора в невиновности Романа Кирилловича. Счет за работу пришлю в газету: полагаю, вашему спонсору не составит труда оплатить.
И ушел, не притронувшись к шашлыку.
— Опытный интриган, — сказала ему вслед Диана Фишман, но так, чтобы адвокат не услышал. — Его ценят по обе линии фронта. Басистов давно уже украинских политиков консультирует. И с российскими силовиками работает. Особняк его видали в Переделкино? Аккурат напротив дачи Пастернака. Мрамор из Каррары завозили.
— Неужели из Каррары? — спросил Шелепухин горько. Почему-то именно Каррара его особенно оскорбила. — Вот прямо из Каррары?
— Насколько мне известно, из Каррары. Дело в том, что мы с супругом покупаем в той же фирме, мы брали мрамор для своей дачи на Сардинии, — любезно объяснила Диана Фишман, нечуткая к обидам московского безработного.
Шелепухин спросил еще водки.
Шашлык доедали без комментариев. За десертом, однако, план спасения ученого созрел.
Речь не о взятках, есть ведь и такое понятие, как мужская дружба: например, ты кому-нибудь даешь акции строительной фирмы, а он твоему другу помогает с арендой участка под Москвой, а друг этот играет в теннис с зятем прокурора.
Выстроили три возможных цепочки. Вариант первый: литератор Зыков переговорит со своими работодателями из «Газпрома» (государевыми сатрапами), те донесут до прокурора просьбу либерального общества. Вариант второй: Прокрустов выйдет на депутата правящей партии, а депутат обратится с запросом в тот комитет партии, где состоит прокурор. Третий вариант показался наиболее простым: американский меценат Фишман (супруг госпожи Дианы Фишман) связан с президентом Нацбанка делами сугубо художественного характера. Возможно, в деловых контактах и просматриваются интересы оружейных корпораций, но вникать в мелочи мы не обязаны. Фишману ничего не стоит переговорить с президентом банка, который дружен с прокурором: будут обсуждать вопросы авангардного искусства, крылатых ракет, инвестиций в космическое вооружение, и речь сама собой перейдет на воровство в особо крупных. Тут будет уместно вспомнить о Романе Кирилловиче.
На том и порешили: схема убедительная.
Неясным оставалось одно: а для чего же нужна вся эта возня и что делать с Романом Кирилловичем потом, после его освобождения? Некстати вспомнили, что профессор-то не либерал отнюдь. Может, пусть его сидит? Решение предложил Казило, будущий директор музея современного искусства (кресло директора опять возникло в его сознании и даже увеличилось в размере: прежде это было обычное рабочее строгое кресло с подлокотниками, а вдруг стало вольтеровским, министерским).
— Роману Кирилловичу надо будет доказать, что он предан государственному делу, — сказал Казило. — Публично проявить, так сказать, патриотические чувства. Вижу его директором нашего филиала в Донецке.
— Как это в Донецке?
Изумились: неужто в этом изувеченном городе музей современного искусства имеется? Там же все в пыль разбомбили.
— Так ведь пора и восстанавливать город!
— А что, если подумать про Севастополь?
— Шире надо смотреть: скоро Восточную Украину присоединят к России, вот там и возведем музей.
И действительно, с чего же и начинать восстановление разрушенного соседнего государства, как не с музея современного искусства? Благо, материалы под рукой: горы мусора, шпалы, рельсы, трупы, обломки орудий — смел все в кучу, вот тебе и инсталляция «Нет войне!». Пусть поработает профессор, докажет преданность Отечеству.
И картина сама собой нарисовалась:
