Морской штрафбат. Военные приключения - Сергей Макаров
Капитан стрельнул окурком за борт и, подумав, закурил еще одну сигарету: под водой уже не покуришь, а очередное всплытие произойдет, только когда субмарина окажется в относительной безопасности под защитой отвесных каменных берегов фьорда. Доктор Вайсмюллер торчал на баке, напоминая вырезанную неумелым столяром деревянную фигуру на носу старинного парусника. Подернутое дымкой рассеивающегося тумана солнце сияло впереди слева по борту, золотя ворс его шинели и натянутый на фуражку непромокаемый чехол, явная неуместность которого в такую погоду придавала судовому врачу еще более нелепый вид, чем обычно. Хлястик болтался на одной пуговице; вторая отсутствовала, это было видно даже с такого расстояния, и капитан подумал, что бригаденфюрер фон Шлоссенберг во многом был прав, когда во всеуслышание утверждал, что более расхлябанных и неопрятных в одежде офицеров, чем подводники, днем с огнем не найдешь ни в одной армии мира. А уж о судовых врачах и говорить нечего; Майзель не знал, в действительности ли все они одинаковы хотя бы в этом, но доктор Вайсмюллер, имея чин обер-лейтенанта, упорно и едва ли не демонстративно, всеми доступными ему способами давал понять, что он — человек сугубо гражданский и носит военную форму без малейшего удовольствия. Поначалу это сильно раздражало капитана, но постепенно он привык, тем более что врачом Вайсмюллер был знающим, а главное, опытным.
Ему показалось, что звук двигателя как-то изменился, приобрел новые, посторонние нотки и как будто начал временами раздваиваться. В голову опять пришла мысль о странных неполадках, из-за которых четыре субмарины флотилии остались у портового причала; капитан прислушался, и вдруг его словно окатило ледяной забортной водой: звук вовсе не раздваивался, просто где-то неподалеку работал еще один мотор, и он быстро приближался — пожалуй, слишком быстро для того, чтобы тешить себя приятными фантазиями об одной из потерявшихся во время шторма субмарин.
— Тревога! — мгновенно приняв решение, закричал капитан Майзель. Ему вспомнился самолет, пролетевший над головой около часа назад. Возможно, летчик заметил субмарину, несмотря на туман. С такой высоты было невозможно понять, своя она или чужая, и он, конечно же, сообщил о ней по радио на землю. А оттуда сообщение, если оно действительно поступило, могли передать на один из находящихся в этом районе русских кораблей, и тогда… Даже если на мачте приближающегося судна реет флаг со свастикой, будет намного разумнее убедиться в этом, находясь под водой. — Тревога! Срочное погружение! Наводчик, приготовиться вести огонь по надводной цели! Цель справа по борту!
Артиллерист бешено завертел рукоятки, разворачивая зенитку. Внутри стального корпуса захлебывались тревожными звонками колокола громкого боя, звучали отрывистые команды и дробно топотали башмаки занимающих места по боевому расписанию матросов. Доктор Вайсмюллер неуклюже бежал к рубке, и полы шинели трепетали за его спиной, как крылья полумертвой от недоедания и сильно потраченной молью летучей мыши. На полпути он поскользнулся на мокром железе, но как-то ухитрился устоять на ногах, потеряв при этом фуражку. Она покатилась по палубе; доктор обернулся и потянулся за ней с явным намерением пуститься вдогонку. Капитан открыл рот, но Вайсмюллер уже сообразил, что жизнь дороже фуражки, начал разгибаться и вдруг замер, вглядываясь во что-то справа по борту.
Нос лодки уже начал опускаться, зарываясь в воду, но доктор больше никуда не спешил: как и капитан Майзель, он понял, что все равно не успеет.
Из поредевшего тумана, разрывая в клочья его тающие остатки, показался русский торпедный катер. Он двигался неторопливо, как будто тоже знал, что спешить некуда — добыче не уйти. Наводчик наконец развернул орудие, но тут катер, бешено взревев мотором, резко увеличил скорость, задирая нос, и он, бросив зенитку на произвол судьбы, юркнул в люк у основания рубки.
Лодка уходила под воду, которая, бурля и пенясь, заливала палубу. Волна хлестнула доктора Вайсмюллера по ногам, он покачнулся, но устоял, продолжая смотреть на приближающийся катер, с борта которого вдруг сорвалась торпеда. Она упала в воду плашмя, взметнув продолговатый фонтан брызг, и устремилась к субмарине. За ней тянулся длинный пенистый след, по которому торпеду можно легко обнаружить в море. Если она выпущена с большого расстояния, своевременное ее обнаружение может спасти корабль, который просто изменит курс, пропуская ее мимо. Но тут ни о чем подобном просто не приходилось говорить — дистанция была чересчур мала, чтобы уповать на что-либо, помимо чуда.
Катер заложил крутой вираж, отворачивая в сторону, — таран явно не входил в планы его командира. Торпеда была уже близко. Клокочущая вода затопила доктора Вайсмюллера по пояс, полы шинели всплыли, шевелясь, как живые; опомнившись, судовой врач бросился к рубке, но вода сбила его с ног и потащила за собой. Капитан Майзель этого не видел: он смотрел на катер. Теперь тот был повернут к субмарине левым бортом, словно нарочно позволяя капитану напоследок рассмотреть выписанный четкими белыми цифрами порядковый номер — триста сорок два.
У капитана была хорошая память, да и недавняя мысль о призраках, восставших из темных ледяных глубин, верно, настроила его на нужный лад, и он мгновенно, без тени неуверенности и сомнения вспомнил, что точно такой же номер белел на борту катера, атакованного и захваченного прошлым летом его субмариной по настоянию высокопоставленного пассажира.
Вода подобралась к основанию рубки и хлынула на артиллерийскую площадку, закручиваясь водоворотом вокруг поворотной станины зенитки. Она оторвала пальцы доктора Вайсмюллера от нижней ступеньки ведущего на мостик трапа; в пенной кильватерной струе в последний раз мелькнули растопыренные, хватающие воздух руки и бледное пятно лица с чудом удержавшимися на месте очками. Капитан Майзе ль поднес к глазам бинокль: он знал, что через мгновение умрет, но хотел перед смертью убедиться в том, что убил его не призрак.
Увы, даже этому скромному желанию не суждено было осуществиться. Это напоминало галлюцинацию: человек, что стоял на мостике уходящего катера и, повернув голову, смотрел, казалось, прямо в глаза капитану, был тот самый, которого сняли с борта захваченного катера. Катер в упор расстреляли из пушки и пустили на дно, а его командир остался в бункере Шлоссенберга, чтобы рассказать все, что знает, и умереть — что, несомненно, и произошло уже давным-давно, еще до наступления нового года. Мертвые не возвращаются, и тем не менее оба и человек, и катер — были
